М.М. Самохина
Много лет назад в ответ на свой восторженный рассказ об очередной прочитанной книге я услышала: "А ты понимаешь, что чем больше времени и сил тратишь на чтение, тем меньше - на жизнь?" Мне тогда было чуть больше двадцати, моему собеседнику - под сорок. И книгочей он был получше меня. И вопрос его неизвестно кому адресовался - мне, себе самому или вообще человечеству.
Вопрос и последовавший за ним разговор я вспоминаю часто и в самых разных случаях - в связи с собственной жизнью, собственным чтением и, конечно, в связи с моей деятельностью библиотечного социолога. Действительно: чтение - это вместо жизни? чтобы от нее отдохнуть? чтобы о ней узнать? чтобы ее построить, улучшить? Или это просто удовольствие, и все тут?
Угол зрения
В октябре 1999 г. в Санкт-Петербурге состоялась Всероссийская конференция "Чтение современной России" (организаторы: Российская национальная библиотека, Центр современной литературы и книги, Санкт-Петербургский Русский ПЕН-клуб). Здесь были представлены разные участники литературного процесса - писатели, издатели, критики, библиотекари. Можно сказать, что косвенным образом (в частности, как респонденты исследований) были представлены и читатели.
Атмосфера встреч была свободной и дружественной. Однако сразу же выявилась разность подходов, позиций, взглядов.
Писатели и критики говорили о современной отечественной художественной литературе, ее специфике и связи с российскими традициями, о ее перспективах, ее роли в формировании и преобразовании мировоззрения человека (современного россиянина). Именно с чтением этой литературы они отождествляли сегодняшнее чтение в целом, а в образе читателя (реального и желаемого), который они рисовали, просматривался интеллигент, обращающийся к книге за глубокими мыслями и нравственными советами, наслаждающийся ею эстетически. Конечно, они сетовали, что этот читатель исчезает. Предупреждали, например, об опасности гибели традиционных толстых журналов.
Один из круглых столов назывался достаточно характерно: "Книга - культурная экспансия на утраченные территории". Выступления показывали, однако, что писатели и критики плохо представляют, что сейчас реально происходит на этих (действительно во многом утраченных) территориях и возможна ли задуманная ими экспансия.
А работники библиотек (исследователи и практики) констатировали, что нынешнее чтение меньше всего связано с серьезной современной отечественной (и не только отечественной) художественной литературой, да и значимость художественной литературы вообще уже далеко не так велика, как пять, десять, а тем паче двадцать и более лет назад. При этом они утверждали, что читатель никуда не исчез - наоборот, все прибывает, что библиотеки переполнены учащейся молодежью, а основным мотивом чтения давно является выполнение учебных заданий. Еще они говорили о читателях газет и журналов: их (и читателей, и периодических изданий) стало больше, зато денег у людей теперь гораздо меньше, на подписку и покупку не хватает, идут в библиотеки, однако у тех денег тоже нет...
Естественно, что чтение и читателя можно увидеть по-разному. Мой взгляд - это взгляд социолога-эмпирика с почти тридцатилетним стажем.
Исследовать чтение, как мне кажется, стало сейчас гораздо труднее. И не только из-за сложностей с финансированием.
С одной стороны, возможности читательского выбора расширились. С другой, время, которое человек уделяет и хочет уделять чтению, сократилось - по целому ряду причин (свободное время можно, в частности, сейчас провести гораздо более разнообразно, чем раньше).
И чтение как бы "расползлось", региональные и социальные различия увеличились: есть определенное совпадение тенденций, но нет совпадения конкретных имен и конкретных книг. Да и употребляя эти слова - "региональные и социальные различия", - я каждый раз задумываюсь об их реальном содержании. В самом деле: какие факторы действительно влияют на чтение, являются "образующими" для читательских групп, а в каких случаях - это только видимость?.. Такого рода вопросы, впрочем, выводят за пределы социологии чтения на просторы "большой" социологии - там ведь тоже идут споры по проблемам стратификации...
Читатель "рассыпан", и "сеть" исследования "захватывает" часто лишь определенную группу; проанализировать соотношение групп друг с другом и объяснить причины представленности данной группы именно в данном месте бывает достаточно сложно. А большие всероссийские исследования, которые могли бы в этом помочь, не проводятся (тут как раз время вспомнить о финансовых проблемах).
Существует, конечно, массовое чтение, в него так или иначе включено большинство. И именно в качестве "массового" читателя потенциальный респондент, скорее всего, может попасть в исследовательскую "сеть". Чтобы изучить другие характеристики чтения этого, "среднего", респондента, а тем более чтобы "поймать" респондента особого (например, "элитного"), надо знать, где закинуть "сеть", как (иногда совершенно неожиданно для респондента) сформулировать вопрос и чему верить, когда интерпретируешь полученные данные.
В таких вот сложных условиях действуют сегодня социологи. Сотрудники отдела социологических и психологических исследований Российской государственной юношеской библиотеки, где я работаю, анализируют как библиотечное, так и внебиблиотечное чтение. В каждом нашем исследовании последних лет в той или иной форме присутствует вопрос об отношении к чтению, о его роли в жизни респондентов. Набор ответов, которые предлагаются в анкетах, определяется, конечно, темой исследования, однако мы пытаемся сформулировать их так, чтобы "найти себя" мог любой - тот, кто видит себя читателем "культурным", "деловым", читателем поневоле или вовсе не читателем.
Наш основной контингент - учащаяся молодежь (от 14 до 22 лет). Это очень активная (может быть, самая активная сегодня) читательская группа. Они - безусловные сторонники "инструментального" взгляда на чтение: более 70% отмечают в анкетах о функциях чтения позицию "чтение - это необходимая часть учебы, работы", до 40% - "чтение - это способ получения нужной информации". Но их ответы демонстрируют и сохраняющийся высокий престиж чтения как символа высокой культуры, и восприятие его как личностной ценности: 60% говорят, что любят читать, каждый второй выбирает позицию "чтение - способ развития личности" [1].
Судя по данным коллег, изучающих другие возрастные группы, и по нашим собственным наблюдениям, в сознании среднего и (наверное, в меньшей степени) старшего поколений также присутствуют оба этих подхода. "Инструментальная" роль чтения уже легитимна - наряду с "культурной" (а в российском варианте - еще и с "воспитательной") и в отличие от "развлекательной": о том, что они читают для развлечения и любят соответствующую литературу, говорят не более четверти наших респондентов, но количество таких "признаний" выросло по сравнению с предшествующими годами и продолжает расти.
А анализ того, что мы называем "читательским поведением", свидетельствует: нынешняя генерация в целом оказалась гораздо практичнее предыдущих читательских поколений. В реальных, конкретных ситуациях книга воспринимается в качестве отнюдь не "учебника жизни", а просто учебника, или научного труда, или детектива, или сборника стихотворений. При этом роль художественной литературы уменьшается, а в чтении ряда групп, насколько можно предположить, и вовсе превалирует нехудожественная литература. Потому что именно она, наряду с периодикой, востребована в некоторых актуальных и развивающихся сегодня читательских ситуациях.
Беллетристика и ее читатели
В исследованиях прошлых десятилетий мы так или иначе рассматривали и сопоставляли "реальное" и "желаемое" чтение - по тематике, по авторам, по соотношению отечественной и зарубежной литературы. Они были, конечно, во многом различны. Накопившиеся за десятилетия материалы свидетельствуют: то, что сквозь идеологические барьеры не могло проникнуть в реальное чтение, накапливалось в желаемом. Туда попадали, конечно, лишь те жанры, темы и авторы, о существовании которых нашим респондентам на момент данного исследования было известно, - например, "мистика" и "ужастики" появились в анкетах лишь в середине 90-х. В списках желанных, но недоступных изданий неизменно фигурировали остросюжетная литература (чаще зарубежная) и "толстый" роман (чаще всего так называемые романы-эпопеи отечественных авторов).
Сегодня границы между реальным и желаемым определяются совсем другими, не идеологическими причинами. Массовый читатель получил от издателя все, что ему хотелось, массовое чтение приобрело естественный характер [2]. Исчез или стал гораздо менее значимым нормативный диктат: более половины респондентов последних исследований спокойно отмечают, что предпочитают остросюжетную литературу, описание необычных вещей и событий ("когда происходит то, что не могло бы произойти"), хотя с тем, что их чтение - развлекательное, соглашаются далеко не все.
Безусловно, именно за счет легкого (релаксационного, компенсаторного) чтения сохраняется преобладание беллетристики в общей структуре читаемого. Детектив, боевик, триллер, приключения, научная фантастика и фэнтези, любовный роман, мистика, эротика - на первых местах и в анкетах, и в рейтингах продаж. Такого рода литературу действительно логично рассматривать "как форму выражения коллективных желаний и фантазий читательского большинства" [3]. А эти желания и фантазии в чем-то неизменны. Можно выделить, например, два направления интересов массового читателя к беллетристике, две группы предпочитаемых тем. Интерес к "бытовой" тематике реализуется в спросе на "жизненные книги" (типовая просьба, известная в прошлом каждому библиотекарю, ныне встречающаяся гораздо реже, но не исчезнувшая вовсе), на "женские романы", книги "о сверстниках", "о земляках" и т.п. Интерес к тематике "внебытовой" - в спросе на детектив, фантастику, в каком-то аспекте - на историческую беллетристику. Превалирование тех или других тем, степень их дифференциации или взаимопроникновения в каждый исторический момент определяются воздействием различных социокультурных факторов.
Мы видели, как зарубежная остросюжетная беллетристика из недостижимой мечты превратилась в мечту осуществленную, была освоена и уступила первенство аналогичной беллетристике отечественной, разрабатывающей любимые читателями темы на близком (психологически и идеологически) материале.
Наоборот, читаемый "любовный", "женский", "розовый" роман - это роман зарубежных авторов. "Толстый" любовно-бытовой роман ушел в частности, и потому, что ушла вообще толстая книга. В прошлые времена она ценилась многими (и юными, и пожилыми) читателями именно как толстая - позволяющая долго следить за жизнью героев; теперь эту функцию взяли на себя, наверное, телесериалы.
Остался исторический роман. В этом пространстве, достаточно активно структурируемом сериями, сосуществуют и старое дореволюционное (И.И. Лажечников, Г.П. Данилевский), и старое советское (Н.П. Задорнов, В.Я. Шишков, В. Ян, конечно, В.С. Пикуль), и новое [4]. Есть основания предположить, что к новой исторической беллетристике "классического" типа обратились многие из тех, кто активно читал (или читал бы) советские романы-эпопеи. Ведь, собственно, в обоих случаях автор пишет, а читатель читает (хочет читать) о том, как вместе с "бытовым" временем протекает время историческое. Только сегодня массовый интерес сместился с советской истории на российскую (которая, впрочем, из поля этого интереса никогда не уходила). Здесь мы видим не только и вообще не обязательно "легкое" чтение - оно может быть и "познавательным", и даже "идеологическим".
Не случайно, однако, библиотекари (особенно провинциальные) в один голос утверждают, что исторической беллетристикой и вообще исторической литературой интересуются лишь представители старших поколений. Более популярна другая историческая литература, "новая" (хотя во многом вышедшая из "старого" Дюма и "старого" Пикуля), остросюжетная, сенсационная. Исторический детектив, исторический триллер, приключения героев на фоне исторических событий. Это входит в массовое чтение всех возрастных групп и, судя по всему, покупается, а не берется в библиотеке. И это, конечно, прежде всего легкое, развлекательное чтение.
Реальное свободное (не связанное с учебными заданиями) чтение "высокой" литературы характерно лишь для читательской элиты. Интересно, однако, что есть произведения, к которым вот уже в течение многих десятилетий обращается достаточно широкий круг читателей (в частности, молодых): "Вий", "Князь Серебряный" и "страшные" рассказы А.К. Толстого, купринские "Гранатовый браслет", "Олеся", "Яма", из зарубежной литературы - "Джен Эйр" Ш. Бронте, "Блеск и нищета куртизанок" Бальзака, рассказы Мопассана, некоторые романы Лондона. Это определяется их тематикой, совпадающей с тематикой массового чтения. Поэтому неудивительно, что в последнее время они упоминаются реже: их заменяет массовая или просто современная литература, описывающая аналогичные коллизии, рассматривающая аналогичные проблемы. С другой стороны, в круг чтения сегодня вошли новые представители "высокой" литературы - Толкиен и К.С. Льюис...
Как бы то ни было, преобладает массовое чтение. А что происходит с другим, "немассовым", "серьезным" ("проблемным" и "эстетическим") чтением беллетристики? (Тут надо, наверное, по российской традиции употребить другой термин - "художественная литература".)
Как я уже отметила, серьезных читателей трудно "поймать в сеть" массовых опросов, а если и "поймаешь" - сложно "обобщить". Поэтому то, что будет сказано ниже, основано не только и не столько на результатах опросов, сколько на многолетних наблюдениях - профессиональных и личных.
Понятно, что серьезное чтение отступает. Хотя издатели серьезным читателям тоже (как и массовым) предоставили сегодня все, о чем раньше они могли только мечтать. И эти книги, в общем, читаются. Уменьшается число читающих каждую из них (не случайно же падают тиражи). Уменьшается суммарное время на серьезное чтение художественной литературы.
Важно отметить, что серьезный читатель во многих случаях - тоже массовый (читает массовую литературу); различие в том, что он - не только массовый.
"Старым" серьезным читателям художественной литературы трудно удержаться на прежнем уровне. Банальность, конечно, но очень важная банальность: большая часть таких читателей ("низовая" интеллигенция, образованные служащие, пенсионеры из этих слоев) - обеднели и продолжают беднеть. Особенно заметно это в провинции. Подработка, огороды, бытовые заботы сильно мешают культурной жизни. Книги дорогие. Стремящееся к нулю свободное время сложно чему-то "уделить", оно как-то само собой тратится на телевидение, а если на чтение - то на легкое.
С другой стороны, если даже нет необходимости зарабатывать "на хлеб", расширившиеся возможности профессиональной самореализации и повышения с ее помощью жизненного уровня побуждают больше работать и меньше читать. Б.В. Дубин называет это "сменой ролей, систем соотнесения, идентификационных рамок" [5]. Он считает, что "современники среднего поколения" расстаются со своими ролями и рамками "без особых сожалений". По моим наблюдениям, так происходит далеко не всегда.
Остались навыки, остались воспоминания об удовольствии (важно подчеркнуть, что серьезное чтение для серьезного читателя - обязательно удовольствие, хотя не только оно), осталось желание это удовольствие снова испытывать. Но преодолеть (точнее - каждый раз преодолевать) всякого рода барьеры (в том числе и психологический барьер царящей вокруг и действительно засасывающей, не требующей усилий массовой культуры) удается далеко не всем. Тут важны и "прочность" индивидуальных читательских привычек, и наличие культурной среды, и многое другое.
"Старых" серьезных читателей с большой вероятностью можно найти в библиотеках; есть мнение, что в провинции их больше, чем в столицах. Библиотекари, во всяком случае, настаивают, что традиционно серьезное отношение к литературе и чтению сохраняется, но признают - не у всех и не в таком объеме, как раньше.
Поскольку одна из важнейших характеристик серьезных читателей - обращение к современной литературе (прежде всего к прозе), постольку именно об этих читателях, об этих "утраченных территориях" говорили писатели и критики на упоминавшейся выше санкт-петербургской конференции. Основу аудитории толстых журналов составляла та же читательская группа. И если не брать времена "журнального бума" конца 80-х, то читали там они (во всяком случае, большинство из тех, кто стоял за этими журналами в библиотечных очередях) вовсе не критику и не публицистику, а именно беллетристику - прежде всего романы и повести.
Нельзя не отметить, что именно "старые" читатели очень беспокоятся (и часто не без оснований), что их дети и внуки не читают серьезно, вообще не читают. Но у младших членов таких семей есть культурная среда, память детского чтения, накопленные книжные ресурсы (домашние библиотеки, собранные одним или даже несколькими поколениями). У них есть выбор - стать или не стать читателями; и тут логично рассуждать о социокультурных факторах, смене парадигм, роли массовой культуры, новых технологий и т.д. Совсем по-другому, думаю, следует рассуждать, когда мы говорим о тех, кто мог бы выйти в серьезные, "культурные" читатели из "некультурной" среды. Если, конечно, мы еще не решили, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.
На фоне общей неоднозначной ситуации с вертикальными социальными перемещениями, ситуация с перемещениями культурными (и - шире - образовательными) выглядит особенно напряженной. Стратифицируется и коммерциализируется не только средняя школа, но и система дошкольных (в частности, всякого рода эстетических) занятий. Способные и любознательные, но "чужие" для образованных слоев дети и подростки не становятся предметом внимания ни государственных (кроме, может быть, библиотек), ни общественных структур и институтов. У этих юных людей выбора фактически нет, их стремление к серьезному чтению часто остается не только нереализованным, но и неосознанным. Любому из них может только повезти, если на его пути вовремя встретится серьезный читатель, который захочет его понять и научить...
Чтение "чтобы узнать" и чтение "чтобы научиться"
Книга - источник знаний. Журнал и газета, кстати, - тоже источники. Еще в исследованиях 70-80-х гг. фиксировалась определенная "конкуренция" научно-популярных и публицистических книг с периодическими изданиями соответствующей тематики. А сегодня роль газет и иллюстрированных журналов в структуре массового чтения стала весьма значительной. Их много, они охватывают весь диапазон "познавательных" интересов фактически всех групп населения; некоторые издания прямо ориентированы на конкретные группы.
О чем же люди хотят знать?
Это история, в частности отечественная. Это, конечно, наша сегодняшняя жизнь - и "большие" проблемы страны, всего мира, и "местные" события, и просто интересные факты. Философия, религия, искусство (особенно - современная музыка), наука (в последнее время особое внимание сосредоточено, пожалуй, на экологии и психологии), спорт, природа и культура дальних и ближних стран. Велик интерес к мемуарам; для некоторых (преимущественно пожилых) они становятся преобладающим чтением.
Вроде бы совсем разные вещи: газетное сообщение о встрече министров иностранных дел - и книга о Григории Распутине, книга о движении планет - и журнальная статья о финансовых пирамидах. Но мотив "читаю, потому что хочу знать", - общий. Где-то внутри этого поля вьются границы между знанием (даже - познанием) и информацией, они могут смещаться в зависимости и от читаемого, и от читающего...
"Познавательным" (или "информационным") может быть и чтение художественной литературы. Такого рода мотивы (наряду, конечно, с мотивами другими) играют значительную роль в обращении, например, к исторической беллетристике, политическому роману. Читатель в этом случае открывает книгу с желанием и готовностью получить оттуда информацию (знание) о незнакомой или малознакомой ему сфере жизни. Есть книги и авторы, очень для этого подходящие. Вспомним, как читались в свое время романы "Аэропорт" и "Отель" А. Хейли или романы Л. Карелина, как активно поглощалась и обсуждалась информация о специфике профессиональной деятельности героев.
Понятно, что наличие интереса к той или иной тематике, "основательность" этого интереса, его глубина обусловлены демографическими и социокультурными характеристиками человека. Но нельзя не отметить общей тенденции последнего десятилетия: традиционное серьезное "хочу все знать" все менее заметно за легкомысленным "любопытству нет предела". Столько всего интересного, что некогда особо вникать, просто прочел, удивился, другим рассказал. (Коммуникационную функцию такого чтения уже оценили, например, производители серии конфет "Держава": они рекламируют свою продукцию как "угощение для общения", а на обертках помещают коротенькие тексты, дающие темы для разговора, - например, о Екатерине и ее фаворитах.)
Особый
интерес у большинства людей вызывает все необычное, ненормативное, острое.
Неизменной популярностью пользуются книги, статьи, сообщения о преступлениях,
катастрофах, НЛО, эзотерическая литература. Читают о выдающихся (в различных
смыслах) и известных личностях: от политических лидеров до серийных
3-11-2013, 01:39