Однако то, что Советский Союз не только воспринимал правила сдерживания, но и играл по ним, сегодня не вызывает никакого сомнения, документально же это было подтверждено лишь в начале 70-х годов.
Кроме того, сегодня мы видим, что тезис о принципиальном культурном невосприятии сдерживания странами исламской цивилизации демонстративно опровергается международной практикой. Первыми яркими примерами восприятия ядерного сдерживания нехристианскими цивилизациями стали Индия и Пакистан, которые принадлежат, соответственно, к индуистской и исламской культурам. Ядерные стратегии обоих государств целиком основаны на этой концепции в ее идеальном – минимальном варианте.
Таким образом, данные соображения приводят нас к следующим выводам. В 90-е годы происходит трансформация американской военно-политической стратегии, в особенности это касается так называемых «государств-изгоев». В отношении Ирана и Ирака эта стратегия проходит несколько этапов – от двойного сдерживания путем экономических санкций, политического бойкота, а также имеющимся военным потенциалом США до комбинирования сдерживания с политикой «оттеснения», которая обусловливает физическое уничтожение враждебных режимов путем стимулирования внутренней оппозиции и, наконец, до признания сдерживания недостаточно эффективной стратегией. Последнее было зафиксировано в Стратегии национальной безопасности за 2002 г., которая впервые за всю послевоенную американскую историю декларировала отступление США от классического сдерживания, основанного лишь на угрозе возмездия. Это положение, зиждившееся на уверенности большинства американского политического истеблишмента в невозможности восприятия сдерживания нехристианскими культурами и харизматическими лидерами «третьего мира», было проанализировано в рамках данной статьи. В результате мы пришли к опровержению тезиса, выдвинутого современными американскими идеологами – количество и характер аргументов не являются достаточными для того, чтобы утверждать, что сдерживание не работает на уровне восприятия его религиозно-этническими формациями, отличными от европейской или американской. Кроме того, любой диктатор (что подтверждено примером Хусейна), который имеет достаточно разума, чтобы добиться власти и достаточно осмотрительности, чтобы ее удерживать на протяжении долгого периода времени, способен к пониманию сдерживания как процесса, который действует на уровне базового инстинкта самосохранения. Разумеется, система, которая допускает функционирование сдерживания в целом, не исключает фактов его неэффективности, что подтверждают исторические прецеденты. Однако если говорить о ядерном сдерживании, прямом, а не расширенном сдерживании, которое касается экзистенциальных основ как политического, так и физического характера, то сорок лет «холодной войны» подтвердили если не универсализм, то, во всяком случае, определенную проверенность схем его действия. И если влияние сдерживания на террористические группы, рассеянные по всему миру и не имеющие четких территорий и, соответственно, уязвимых мест, представляется довольно проблематичным, то брать под сомнение его воздействие на лидеров отдельных государств, на наш взгляд, является неправомерным, поскольку им всегда есть что терять.
Пример С. Хусейна подтверждает, что он не только воспринимал процесс сдерживания, но и пытался использовать его, во всяком случае, на психологическом, вербальном уровне. Другое дело, что сдерживанию Хусейна не хватало основной составляющей – способности, подкрепленной реальными ресурсами и возможностями. Однако поведение бывшего иракского лидера четко подтверждает возможность незападной культуры пользоваться принципами сдерживания, что, вероятно, в дальнейшем подтвердится постепенной нуклеаризацией «государств-изгоев».
Кроме этого ситуативного вывода, существует еще и глобальный аспект проблемы. Готовность США использовать военную силу против государства, которое реально не обладало ядерным оружием (Ирак), на фоне довольно сдержанных действий в отношении Северной Кореи, имеющей определенный ядерный потенциал, и дальше будет стимулировать государства «третьего мира» к приобретению ядерного оружия в качестве основного инструмента своей ядерной политики. Ядерный статус сегодня является едва ли не единственной гарантией сдерживания Вашингтона от радикальных действий относительно того или иного государства. Таким образом, стратегия ядерного сдерживания, которая на протяжении сорока лет «холодной войны» была залогом стратегической стабильности в отношениях двух сверхдержав, сегодня в условиях отсутствия международного равновесия демонстрирует новую функцию, в частности, смену конфигурации с биполярной на многополярную, что обусловлено регионализацией распространения ядерного оружия. Именно возможность сдерживания глобальных амбиций единственной сверхдержавы превращают эту стратегию в руках государств «третьего мира» в катализатор процесса распространения ядерного оружия и технологий.
Причем дополнительным стимулом такой нуклеаризации выступают действия Соединенных Штатов, которые вместо поиска оптимальных путей использования новой конфигурации и функций сдерживания выбрали куда менее дальновидную политику использования военной силы.
кувейтский военный политика ирак
Список литературы
1. Сиринсионе Д. Угроза баллистических ракет // Ядерное распространение. 2000. Вып. 36, с. 19–22.
2. Kristensen M.H. Preemptive posturing // The Bulletin of the Atomic Scientists. – September/October 2002. Vol. 58, № 5, с. 54–56.
3. Steinberg G. Parameters of Stable Deterrence in a Proliferated Middle east: Lessons From the 1991 Gulf War // The Nonproliferation Review. – Fall-Winter 2000, с. 43–54.
4. Mearsheimer J.J. Disorder Restored. Rethinking America's security: beyond Cold War to New World Order. – /ed. by Graham Elison and Gregory F. Traverton/ – NY.: WW Norton & Company, 1992, с. 279.
5. Baram A. An Analysis of Iraqi WMD Strategy //The Nonproliferation Review. – Summer 2001, с. 24–29.
6. Wirtz JJ. & Russell A.A. US Policy on Preventive War and Preemption // The Nonproliferation Review. – Spring 2003, с. 112–122.
9-09-2015, 02:29