В 2001 году произошло достаточно знаковое событие[86] , которое наглядно демонстрировало начавшийся процесс сращивания радикальных кругов Центральной Азии и Синьцзяна. Было объявлено, что вместо «Исламского Движения Узбекистана» формируется «Исламское Движение Туркестана» («Хезби исломи Туркистон»), которое, по заявлению лидера т.н. ИДУ Т. Юлдашева, должно было объединить ряд экстремистских группировок Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и СУАР КНР. И хотя руководство т.н. ИДУ пыталось выдать желаемое за действительное, сам факт подобной пропагандистской акции свидетельствовал о нарастающей тенденции все более тесного взаимодействия радикальных сил из ЦА и СУАР.
На современном этапе, как отмечают правоохранительные структуры центральноазиатских государств[87] , регион по-прежнему остается объектом деятельности различного рода радикальных и экстремистских группировок, которые, помимо прочего, используют ЦА в качестве базы для осуществления подрывных действий в отношении сопредельных стран, в том числе и Китая. Наглядным подтверждением этому является деятельность организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», которая еще с конца 90-х годов развернула в различных городах СУАР свои первичные ячейки и стала вести пропагандистскую работу с призывами установления в Синьцзяне «халифата», что, в принципе, совпадало с задачами и целями наиболее радикальных уйгурских группировок.
По информации представителей министерства общественной безопасности КНР[88] , на сегодняшний день деятельность сторонников «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» в Синьцзяне, особенно в южных районах (Кашгар, Аксу), где среди населения сильны именно исламистские настроения, заметно расширилась и по своей активности уступает лишь самой известной и многочисленной уйгурской сепаратистской организации – «Исламская партия Восточного Туркестана» (ИПВТ).
Не случайно, в ходе произошедших в СУАР летом 2008 года беспорядков и актов насилия против представителей властей, правоохранительными органами наряду с членами ряда уйгурских группировок задержаны и активисты «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», шесть из которых впоследствии, по сообщению информационного агентства «Синьхуа», были приговорены к пожизненному заключению и смертной казни.
Озвученные в начале 2009 года китайскими властями данные о том, что в 2008 году только в Синьцзяне было арестовано свыше 1300 «сепаратистов и религиозных экстремистов», ликвидировано более 40 их тренировочных лагерей, лишь подтверждают тенденцию роста сплоченности и скоординированности в действиях радикальных группировок в СУАР со своими единомышленниками за пределами КНР, в том числе и в Центральной Азии.
Усилия Китая на центральноазиатском направлении по нейтрализации «проблемы уйгурского сепаратизма»[89]
С момента образования в Центральной Азии независимых государств в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом[90] .
После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения «челноков», которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.
Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что «они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил».
Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, на территории которых проживают значительные уйгурские диаспоры.
Крупнейшая организация китайских мусульман - Исламская ассоциация Китая, основанная в 1953 и подчиняющаяся "Бюро религиозных дел Китая"[91] . Действует до 27 неподконтрольных властям террористических групп, крупнейшая из которых - Объединенный национальный революционный фронт ВосточногоТуркестана, отстаивающий идею создания независимой Уйгурии и специализирующийся на взрывах, убийствах солдат и полицейских, ограблениях банков, диверсиях на линиях связи, электролиниях и водопроводах (фронт имеет 90 лагерей по подготовке террористов). Кроме того, активно действует "Искра Родины" - организация, специализирующаяся на покушениях и похищении оружия, "Движение ислама Восточного Туркестана" (500-600 боевиков, прошедших боевую подготовку в лагерях движения "Талибан" и у Хаттаба), «Ислом диний харакати» (боевики этой организации связаны с исламистами Киргизии и Талибаном).
С момента образования в Центральной Азии независимых государств[92] в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом.
После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения «челноков», которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.
Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что «они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил».
Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, на территории которых проживают значительные уйгурские диаспоры.
Основным партнером Китая в борьбе с уйгурским сепаратизмом стал Казахстан.
Первым документом, касающимся уйгурской проблемы, стала Совместная декларация Республики Казахстан и Китайской Народной Республики (сентябрь 1995 г.) "О дальнейшем развитии и углублении дружественных взаимоотношений"[93] , в которой, в частности, стороны договорились в области политических отношений выступать прoтив всякого рода национального сепаратизма, не допуская на своей территории направленную против другой Стороны сепаратистскую деятельность любых организаций и сил; исxодя из взаимного уважения пути развития, выбранного народом каждой из Сторон с учетом конкретных условий своей страны, проводить взаимное ознакомление с политикой и практикой осуществляемых реформ.
В "Совместной декларации Республики Казахстан и Китайcкой Народной Республики"[94] (май 1996 г.) вновь была затронута данная проблематика: стороны, подтверждая, что они выступают против национального сепаратизма в какой бы то ни было форме, не допустят осуществления на своей территории какими-либо организациями и силами сепаратистской деятельности, направленной против другой стороны.
В сентябре 2004 года в соответствии с законом «О борьбе с терроризмом» Комитетом национальной безопасности Казахстана на рассмотрение Генеральной прокуратуры был внесен список ряда организаций, в число которых, наряду «Курдским народным конгрессом» и «Исламским движением Узбекистана», входила и уйгурская сепаратистская группировка – «Исламская партия Восточного Туркестана», деятельность которых, по оценке КНБ, направлена на подрыв существующего конституционного строя и разжигание межнациональной розни. В свою очередь Генпрокуратура Казахстана направила представление об этих организациях в Верховный суд, который признал эти международные организации террористическими и запретил их деятельность на территории республики[95] .
В 1996 г., по инициативе Китая и с согласия России, появилось соглашение Шанхайской пятерки, в котором открыто был поставлен на обсуждение уйгурский вопрос, по которому была закреплена общая позиция участников.
Китайские спецслужбы с этого периода активизировались в борьбе с уйгурскими политическими организациями и их лидерами. Кроме лозунга борьбы с преступностью, применяемого на всей территории Китая, в отношении уйгуров употребляют понятие "борьба с национал-сепаратизмом, а также "борьба с исламским фундаментализмом". С апреля 1996 г. в ходе первой 100-дневной компании "против преступности" китайские власти арестовали около 20000 человек, 115 человек были расстреляны без суда и следствия, порядка 100 мечетей и духовных школ — закрыты, более полумиллиона национальных печатных изданий — изъяты у населения и сожжены.
С целью борьбы с уйгурским сепаратизмом Китай предпринимал усилия не только в формате двусторонних отношений, но и на многосторонней основе. В 1996 году, по инициативе Китая в рамках «Шанхайской пятерки» на обсуждение был поставлен «уйгурский вопрос»[96] , по которому была выработана и документально закреплена общая позиция. Уже в рамках сформированной в 2001 году Китаем, Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном Шанхайской организации сотрудничества, была подписана совместная Конвенция «О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом»[97] , которая предусматривала еще более тесное взаимодействие между государствами Центральной Азии, Китаем и Россией в данном направлении. В последующем страны-члены ШОС неоднократно подтверждали неприятие любых проявлений национального сепаратизма и согласованность подходов в противодействии сепаратистской деятельности на своих территориях.
В августе 2008 года на очередном саммите ШОС в г.Душанбе государствам-членам Организации пришлось решать непростую для себя задачу – выработать общую позицию по событиям в Южной Осетии и Абхазии[98] , в которых непосредственное участие принимала Россия. Сдержанность в официальных оценках со стороны государств ЦА и особая позиция делегации КНР по данному вопросу является прямым следствие того, насколько болезненной является для Китая «проблема национального сепаратизма», в первую очередь уйгурского.
Китай полностью установил контроль над Синьцзян-Уйгурским автономным районом, опираясь на свою современную мощь. Он счел необходимым установить хорошие отношения с Россией, так как Россия, как и бывший Советский Союз, пользуясь национально-освободительным движением уйгуров, может создать ситуацию, угрожающую КНР в СУАР. Определенное сотрудничество возможно и со странами Запада, прежде всего с США. Это связано с тем, что уйгуры исповедуют исламскую религию, и религиозные элементы в их национально-освободительном движении ставят их рядом с исламским радикализмом и тем самым могут испортить отношения между уйгурами и западным миром. В этом отношении Россия и Китай придерживаются единого мнения.
Необходимо также учитывать низкий уровень жизни в Китае (а особенно в СУАР КНР), в КНР сосуществуют проблема бедности и демографическая проблема. Одним из выходов для снятия напряжения внутри Китая является миграция китайского населения, "китайская угроза" для Республики Казахстан и Российской Федерации. Кроме возможности расселения и решения проблемы нехватки пространства, государства Центральной Азии представляют собой прекрасный рынок сбыта китайских товаров, что успешно осуществляется китайскими предпринимателями. Однако такого рода проблематика старательно замалчивается на официальном уровне, о недоступности данных говорят практически все независимые информационные агентства РК.
Одним из условий обеспечения стабильности в регионе СУАР является его успешное экономическое развитие. Учитывая сложность ситуации, Китай принял решение о развитии Синьцзяна не только собственными силами, но и с привлечением международных сил. В июле 2000 г. в ходе саммита Шанхайской Пятерки на встрече глав двух государств (Китая и Казахстана) было достигнуто соглашение о привлечении граничащих с СУАР КНР стран к проектам экономического развития западных территорий Китая[99] . КНР этим решает два вопроса: присутствие иностранного капитала будет способствовать стабилизации обстановки в СУАР, но эти капиталы будут столь незначительны, что не смогут составить угрозы влиянию центра в регионе.
Для КНР пример ШОС беспрецедентен во всей политической истории: до вступления в ШОС Китай не вступал в политический альянс ни с одним государством мира. Решение пограничных вопросов с сопредельными государствами заняло всего семь лет, а созданная организация постепенно стала решать и другие задачи. Появилась возможность использовать механизмы функционирования организации для борьбы с терроризмом, национальным сепаратизмом и экстремизмом (так называемые "три зла"). Китай начал участвовать во всемирном антитеррористическом движении, хотя ранее предпочитал решать подобные вопросы в одностороннем или двустороннем порядке. Беспрецедентен и факт совместных военных учений на сопредельных территориях Казахстана и Китая, а также совместные кыргызско-китайские учения в октябре 2002 г. Таким образом, Китай создает многосторонний механизм воздействия на ситуацию в регионе в военной сфере. Создана региональная антитеррористическая структура, в которой присутствуют китайские военные.
Таким образом, среди приоритетных сфер взаимодействия двух государств в рамках "Шанхайской организации сотрудничества" можно отметить совместное решение проблемы уйгурского сепаратизма, религиозного экстремизма, терроризма; создание условий для успешного развития двусторонних экономических отношений с перспективой экономической интеграции; повышение авторитета организации и государств-участников на региональном и международном уровне.
Несмотря на задекларированную автономию региона, никакого местного правительства здесь не существует. Китайскими властями проводится политика заселения китайцами Синьцзяна. Преподавание уйгурского языка и истории затруднено, препятствуется исполнение уйгурских обычаев.
Уйгурский сепаратизм - мина замедленного действия в среднеазиатском регионе, угрожающая не только Китаю, но и всему региону. Сепаратистское движение в Восточном Туркестане состоит из ряда мелких, маргинальных исламистских группировок, морально поддерживающихся Турцией. Военная поддержка может оказываться исламистами с территории Кашмира, занятой Пакистаном. Поддержка Пакистана, если и оказывается, то сильно законспирирована.
В целом, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что в результате активных шагов, предпринимаемых Пекином на центральноазиатском направлении, была принята и по настоящее время проводится согласованная между КНР и странами ЦА политика в отношении «проблемы уйгурского сепаратизма». Однако, очевидно и то, что рассматривать данную «проблему» в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том числе и на современном этапе, когда в результате набирающего обороты мирового финансового кризиса в сложных социально-экономических условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной Азии. Сокращение объемов внешней торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных – вот далеко не полный перечень возможных негативных последствий.
В отсутствии скоординированной социально-экономической политики[100] в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия несомненно могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратиских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту «проблемы уйгурского сепаратизма», тем более, что в последние годы она «идет» во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.
Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение будет маловероятным. Подобная перспектива не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств ЦА, ни России, что в обозримом будущем должно предопределить их более тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и безопасности, способным дестабилизировать любой из национальных сегментов геополитического пространства ШОС.
Во-первых, данное взаимодействие должно поставить во главу угла задачу усиления именно аналитического потенциала ШОС: создания постоянно действующих в рамках Организации исследовательских механизмов и проектов, аналитического и аналитико-прогнозного сопровождения принимаемых решений.
Во-вторых, задачи по стабилизации Афганистана и социально-экономическому развитию ШОС, как представляется, должны выйти на передний план деятельности Организации. В этом контексте особого внимания заслуживает идея создания масштабной программы ШОС по комплексному развитию именно внутренних территорий Евразии (Центральная Азия, СУАР, Сибирь, Афганистан), обладающих схожими геоэкономическими условиями и, соответственно, требующих схожих и общих подходов к решению существующих здесь проблем. Одними из первых шагов в данном направлении должно стать создание водно-энергетической и инновационно-промышленной схем интеграции в рамках ШОС. Именно в этих условиях – условиях развития региональной интеграции, острота вопроса уйгурского (и этнического в целом) сепаратизма может быть снижена заметно.
В-третьих, отдельной задачей должна стать более тесная координация усилий со странами-наблюдателями ШОС, характер участия которых в решении ключевых проблем Организации и будет являться главным индикатором их реальной готовности к полноправному членству в данной структуре.
2.3 Проблема сепаратизма на Тайване
Генеральная Ассамблея на своей двадцать шестой сессии в 1971 году[101] приняла резолюцию 2758 (XXVI), которая четко гласит, что представители правительства Китайской Народной Республики являются единственными законными представителями Китая в Организации Объединенных Наций. В этой резолюции был решен вопрос о представительстве Китая в Организации Объединенных Наций.
После того, как в 1949 г. была провозглашена Китайская Народная Республика, на Тайване под защитой Соединенных Штатов сохранился осколок прежнего государства - Китайской Республики, управляемого партией Гоминьдан (Националистической партией). И в Пекине, и в Тайбэе исповедовали принцип «одного Китая», однако каждая сторона рассматривала в качестве законного китайского государства себя и только себя. В Пекине, исходя из того, что Тайвань - это провинция КНР, объявили главу тайваньского режима Чан Кайши «американской марионеткой» и выдвинули лозунг: «Мы непременно освободим Тайвань!» В Тайбэе считали, что власть на материке временно захвачена
9-09-2015, 02:33