Следовательно, несомненно, что в опытах эти равные объекты он воспринимает по типу предварительных экспозиций, а именно как неравные. Как же объяснить это. Мы видели выше, что об «ожидании» здесь говорить нет оснований: нет никакого смысла считать, что у испытуемого вырабатывается «ожидание» получить те же раздражители, какие он получал в предварительных экспозициях. Но мы видели, что и попытка объяснить все это вообще как-нибудь иначе, ссылаясь еще на какие-нибудь известные психологические факты, тоже не оказывается продуктивной.
Поэтому нам остается обратиться к специальным опытам, которые дали бы ответ на интересующий здесь нас вопрос. Это наши гипнотические опыты, о которых мы только что говорили.
Результаты эти в основном точно те же, что и в обычных наших опытах. А именно: несмотря на то, что испытуемый, вследствие постгипнотической амнезии, ничего не знает о предварительных опытах, не знает, что в одну руку он получал больший по объему шар, а в другую меньший, одинаковые шары критических опытов он все же воспринимает как неодинаковые: иллюзия объема и в этих условиях остается в силе.
О чем же говорят нам эти результаты. Они указывают на то, что, бесспорно, не имеет никакого значения, знает испытуемый что-нибудь о предварительных опытах или он ничего о них не знает: и в том, и в другом случае в нем создается какое-то состояние, которое в полной мере обусловливает результаты критических опытов, а именно, равные шары кажутся ему неравными. Это значит, что в результате предварительных опытов у испытуемого появляется состояние, которое, несмотря на то, что его ни в какой степени нельзя назвать сознательным, все же оказывается фактором, вполне действенным и, следовательно, вполне реальным фактором, направляющим и определяющим содержание нашего сознания. Испытуемый ровно ничего не знает о том, что в предварительных опытах он получал в руки шары неодинакового объема, он вообще ничего не знает об этих опытах, и, тем не менее, показания критических опытов самым недвусмысленным образом говорят, что их результаты зависят в полной мере от этих предварительных опытов.
Можно ли сомневаться после этого, что в психике испытуемых существует и действует фактор, о наличии которого в сознании и речи не может быть, - состояние, которое можно, поэтому квалифицировать как внесознательный психический процесс, оказывающий в данных условиях решающее влияние на содержание и течение сознательной психики. Но значит ли это, что мы допускаем существование области «бессознательного» и, таким образом, расширяя пределы психического, находим место и для отмеченных в наших опытах психических актов. Конечно, нет.
Ниже, когда мы будем говорить специально о проблеме бессознательного, мы покажем, что в принципе в широко известных учениях о бессознательном обычно не находят разницы между сознательными и бессознательными психическими процессами.
И в том, и в другом случае речь идет о фактах, которые, по-видимому, лишь тем отличаются друг от друга, что в одном случае они сопровождаются сознанием, а в другом - лишены такого сопровождения; по существу же содержания эти психические процессы остаются одинаковыми: достаточно появиться сознанию, и бессознательное психическое содержание станет обычным сознательным психическим фактом. Здесь вопрос касается двух различных областей психической жизни, из которых каждая представляет собой особую, самостоятельную ступень развития психики и является носительницей специфических особенностей.
В нашем случае речь идет о ранней, досознательной ступени психического развития, которая находит свое выражение в констатированных выше экспериментальных фактах и, таким образом, становится доступной научному анализу.
Итак, находим, что в результате предварительных опытов в испытуемом создается некоторое специфическое состояние, которое не поддается характеристике как какое-нибудь из явлений сознания. Особенностью этого состояния является то обстоятельство, что оно предваряет появление определенных факторов осознания или предшествует им. Можно сказать, что это сознания, не будучи сознательным, все же представляет своеобразную тенденцию к определенным содержаниям сознания.
Правильнее всего было бы назвать это состояние установкой субъекта, и это потому, что, во-первых, это не частичное содержание сознания, не изолированное психическое содержание, которое противопоставляется другим содержаниям сознания и вступает с ними во взаимоотношения, а некоторое целостное состояние субъекта; во-вторых, это не просто какое-нибудь из содержаний его психической жизни, а момент ее динамической определенности.
И, наконец, это не какое-нибудь определенное, частичное содержание сознания субъекта, а целостная направленность его в определенную сторону на определенную активность. Словом, это, скорее, установка субъекта как целого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, - его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи.
Но если это так, тогда все описанные выше случаи иллюзии представляются нам как проявление деятельности установки. Это значит, что в результате воздействия объективных раздражителей, в нашем случае, например, шаров неодинакового объема, в испытуемом в первую очередь возникает не какое-нибудь содержание сознания, которое можно было бы формулировать определенным образом, а скорее, некоторое специфическое состояние, которое лучше всего можно было бы характеризовать как установку субъекта в определенном направлении.
Эта установка, будучи целостным состоянием, ложится в основу совершенно определенных психических явлений, возникающих в сознании.
Установка не следует в какой-нибудь мере за этими психическими явлениями, а, наоборот, можно сказать, предваряет их, определяя состав и течение этих явлений. Для того, чтобы изучить эту установку, было бы целесообразно наблюдать ее достаточно продолжительное время. А для этого было бы важно закрепить, зафиксировать ее в необходимой степени. Этой цели служит повторное предложение испытуемому наших экспериментальных раздражителей.
Эти повторные опыты обычно называют фиксирующими или просто установочными, а саму установку, возникающую в результате этих опытов, фиксированной установкой.
Дали испытуемому предварительную или, как мы будем называть в дальнейшем, установочную серию - два шара неодинакового объема. Новый момент был введен лишь в критические опыты. Обычно в качестве критических тел испытуемые получали в руки шары, по объему равные меньшему из установочных. Но в этой серии пользовались в качестве критических шарами, которые по объему были больше, чем больший из установочных. Это было сделано в одной серии опытов. В другой серии критические шары заменялись, другими фигурами - кубами, а в оптической серии опытов - рядом различных фигур.
Результаты этих опытов подтвердили высказанное выше предположение: испытуемым эти критические тела казались неравными - иллюзия и в этих случаях была налицо.
Раз в критических опытах в данном случае принимала участие совершенно новая величина (а именно шары, которые отличались по объему от установочных, были больше, чем какой-нибудь из них), а также ряд пар других фигур, отличающихся от установочных, и, тем не менее, они воспринимались сквозь призму выработанной на другом материале установки, то не подлежит сомнению, что материал установочных опытов не играет роли - и установка вырабатывается лишь на основе соотношения, которое остается постоянным, как бы ни менялся материал, и какой бы чувственной модальности он ни касался.
Еще более яркие результаты получим мы в том же смысле, если провести установочные опыты при помощи нескольких фигур, значительно отличающихся друг от друга по величине. Например, предложим испытуемому тахистоскопически, последовательно друг за другом, ряд фигур: сначала треугольники - большой и малый, затем квадраты, шестиугольники и ряд других фигур попарно в том же соотношении. Установочные опыты построены таким образом, что испытуемый получает повторно лишь определенное соотношение фигур: например, справа - большую фигуру, а слева - малую; сами же фигуры никогда не повторяются, они меняются при каждой отдельной экспозиции. Надо полагать, что при такой постановке опытов, когда постоянным остается лишь соотношение (большой-малый), а все остальное меняется, у испытуемых вырабатывается установка именно на это соотношение, а не на что-нибудь другое. В критических же опытах они получают пару равных между собой фигур (например, пару равных кругов, эллипсов, квадратов и т. п.), которые они должны сравнить между собой. Каковы же результаты этих опытов.
Остановимся лишь на тех из них, которые представляют интерес с точки зрения поставленного здесь вопроса. Несмотря на непрерывную сменяемость установочных фигур, при сохранении нетронутыми их соотношений, факт обычной иллюзии установки остается, вне всякого сомнения. Испытуемые в ряде случаев не замечают равенства критических фигур, причем господствующей формой иллюзии и в этом случае является феномен контраста.
В условиях абстракции от конкретного материала, т.е. в предлагаемых вниманию читателя опытах, действие установки оказывается менее эффективным, чем в условиях ближайшего сходства или полного совпадения установочных и критических фигур. Это вовсе не означает, что в случаях совпадения фигур установочных и критических опытов мы не имеем дела с задачей оценки соотношения этих фигур. Задача по существу и в этих случаях остается та же. Но меньшая эффективность этих опытов в случаях полной абстракции от качественных особенностей релитов становится понятной сама собою.
Вскрытые нами феномены самым недвусмысленным образом указывают на наличие в нашей психике не только сознательных, но и досознательных процессов, которые, как выясняется, можно характеризовать как область наших установок.
Но если допустить, что, помимо обычных явлений сознания, имеется и нечто другое, что, не являясь содержанием сознания, все, же определяет его в значительной степени, то тогда возможно судить о явлениях или фактах, подобных Einsicht, с новой точки зрения, а именно: открывается возможность обосновать наличие этого «другого» и, что особенно важно, вскрыть в нем определенное реальное содержание.
Если признать, что живое существо обладает способностью реагировать в соответствующих условиях активацией установки, если считать, что именно в ней - в этой установке - находим новую сферу своеобразного отражения действительности то, тогда станет понятным, что именно в этом направлении следует искать ключ к пониманию действительного отношения живого существа к условиям среды, в которой ему приходится строить свою жизнь[ 35].
2.2 Психологическая установка, как один составляющих аспектов (системообразующий фактор) бессознательного в понимании общей концепции Дмитрия Николаевича Узнадзе в работах его учеников
Широкую известность получила выдвинутая и разработанная Дмитрием Николаевичем Узнадзе, его учениками и сотрудниками концепция психологии установки.
Как справедливо отметил Д.Н. Узнадзе - установка есть неосознанное состояние, предваряющее и определяющее развертывание любых форм психической деятельности. Установка выступает как состояние мобилизованности, готовности к действию, состояние, обусловленное наличием у субъекта потребности и соответствующей ситуации ее удовлетворения.
Установка, следовательно, есть механизм регуляции деятельности, и регулирующая функция установки проявляется в форме направленности на решение определенной задачи. Так же как и для других советских психологов, для школы Дмитрия Николаевича Узнадзе отправным становится понятие о деятельности, на базе которой строится все здание «наших психических содержаний - наше познание, наши чувства, наша воля».
Теория установки Узнадзе зародилась и развивалась как теория, пытающаяся объяснить явления восприятия (отражения действительности) и поведения живого существа, но далее все очевиднее становилось, что рассматриваемые ею факты и закономерности по своей природе общепсихологические. Поэтому теория установки стала претендовать на роль общепсихологической концепции.
Ученики Дмитрия Николаевича Узнадзе Т.Т. Иосебадзе, Т.Ш. Иосебадзе характеризуют установку как «конкретное состояние целостного субъекта, его модус, определенную психофизиологическую организацию, его модификацию в той или иной конкретной ситуации, готовность к совершению определенной деятельности, направленность на удовлетворение актуальной потребности. Являясь отражением субъективного (внутреннего) и объективного (внешнего), а также, будучи целостным состоянием субъекта, установка предстает в качестве опосредствованного звена, «принципа связи». Установка является связующим звеном субъекта, как между отдельными его состояниями, функциями, элементами (в интрасубъектной сфере), так и между этими последними (или же целостным субъектом) и транссубъектной реальностью. Установка содержит не только «каузальный» (побуждение к деятельности, потребность), но и «целеподобный» момент в виде общей проспективной неразвернутой модели будущей деятельности, своеобразно отражающей ее конечный результат. Следовательно, установка есть модификация целостного индивида. Соответственно, установка определяется субъективным (внутренним – актуальная потребность, прошлый опыт, в его широком понимании, особенности данного индивида) фактором. Равным образом установка определяется и объективным (внешним – конкретная ситуация) фактором. Поэтому установка отражает не только настоящее и прошлое, но и будущее»[ 5].
С позиции Т.Т. Иосебадзе, Т.Ш. Иосебадзе установка рассматривается как системообразующий фактор. «Особенность человека, как сложной живой системы, вынуждает его быть в постоянной специфической двусторонней связи с внешней средой. При этом функционирование этой системы зависит как от внешней среды, так и от внутренних детерминант, отличных особенностей и изменений в них. Благодаря таким признакам как «двухсторонняя детерминация», «принцип связи», «динамичность» и в то же время, «определенная устойчивость», «целостность» и иным аналогичным признакам, установка в данном понимании больше соответствует роли системообразующего фактора. Вместе с тем, такие понятия, как «цель», «задача», «мотив» и тому подобные понятия, претендующие на эту роль, не могут исполнять роль системообразующего фактора. Понятие «установка» следует рассматривать не как вообще отношение, позицию к какому-либо предмету, явлению, человеку, а как диспозицию – готовность к определенному поведению в конкретной ситуации. Это понятие выражает конкретную связь между внутренним миром и внешним. Поэтому мы можем иметь один, например, отрицательный аттитюд (установку) к какому-нибудь человеку, но множество (возможно даже исключающих друг друга) установок по отношению к этому индивиду для различных конкретных ситуаций (вспомним известный парадокс Ла Пьера, когда хозяин одной гостиницы, имея отрицательный аттитюд к китайцам, принимал их в своей гостинице). Таким образом, наличия какого-либо аттитюда недостаточно для того, чтобы имело место соответствующее ему поведение в данной конкретной ситуации, тогда как в подобном случае соответствующая установка непременно гарантирует свою реализацию (если только ситуация в ее психологическом смысле не изменена)»[ 6].
Поэтапный анализ работ учеников Дмитрия Николаевича Узнадзе показывает, что со временем в работах учеников Дмитрия Николаевича Узнадзе отчасти трансформировалось и понятие бессознательного. Из буквального смысла статей Ф.В.Бассина, А.С.Прангишвили, А.Е. Шерозия следует: «бессознательное – это понятие, во всяком случае, гораздо более широкое, чем «психологическая установка». Неоспоримо, однако, что в ряду форм конкретного выражения неосознаваемой психической деятельности психологическим установкам отводится очень важное место» [ 7].
Эта указанная выше мысль более конкретно выражена в работе А.Е. Шерозия; А.Е. Шерозия следующим образом выражает свою позицию: «Интерпретируя теорию неосознаваемой психической установки, мы опираемся на трехчленную схему анализа человеческой психики «установка – сознание – бессознательное психическое», исключая двучленную схему «установка – сознание».[ [8]
Таким образом, А.Е. Шерозия не отождествляет установку и бессознательное психическое, считая их отдельными, но взаимосвязанными реалиями. При этом установка, по А.Е. Шерозия, выполняет функцию связи между следующими составляющими:
1) психическим и транспсихическим,
2) отдельными сознательными психическими актами,
3) сознательными и бессознательными психическими процессами.
Вместе с тем, при таком толковании, да и при других интерпретациях, объявление установки в качестве психической реальности, как нам кажется, является, по меньшей мере, непоследовательным шагом. А.Е. Шерозия утверждает, что связь между сознательными психическими процессами и бессознательными психическими процессами опосредуется установкой, которая им объявляется психической реальностью.
Беспристрастный анализ психологической литературы, в которой отражены работы учеников Дмитрия Николаевича Узнадзе позволяет придти к выводу о том, что крупная дискуссия развернулась вокруг вопроса, мыслить ли установку как психическое явление (состояние).
В частности, работах А.Е. Шерозия, А.С. Прангишвили, В.Г. Норакидзе, Ш.А. Надирашвили, В.П. Зинченко, А.Г. Асмолова, несмотря на разное понимание природы установки и ее отношения к сознанию, личности или деятельности, по интересующему нас вопросу выдвигается в сущности одна и та же мысль: установка – явление психологического порядка.
Вот какое итоговое определение дается в статье А.С. Прангишвили: «Установка (направленность субъекта, не принимающая форм, характерных для содержания сознания) относится к сфере психического, ибо она как «промежуточная переменная», с одной стороны, является отражением объективной ситуации поведения, а с другой стороны, определяет направленность процессов сознания и деятельности»[ 9].
Верно ли в методологическом плане положение: «Установка относится к сфере психического». Подобные вопросы тем более правомерны, что сам Дмитрий Николаевич Узнадзе в разное время своей научной деятельности по-разному истолковывал вопрос об онтологическом статусе установки в связи с вопросом ее «вещественной» природы. Такие же вопросы возникнут и при чтении статьи Ш.А. Надирашвили. Интересным новшеством в теории установки является концепция “социальной установки” Ш.А. Надирашвили, которую мы рассмотрим отдельно. Ш.А. Надирашвили пишет: «В общепсихологической теории Дмитрия Николаевича Узнадзе установка считается бессознательным психическим явлением и делается попытка ее обоснования»[ 10].
Совершенно другое понимание выдвигает Ш.Н. Чхартишвили в статье, посвященной вопросу об онтологической природе бессознательного[ 12].
Автор защищает позицию, согласно которой сущность установки не сводится ни к психическому проявлению и ни к физиологической реальности. При характеристике понятия установки с позиции Дмитрия Николаевича Узнадзе он «имеет в виду первичную установку, реально не расчлененную целостность, из которой наука путем абстракции выделяет физиологические процессы и психические процессы». В подтверждение указанного положения Ш.Н. Чхартишвили приводит несколько цитат из разных работ сделанных Д.Н. Узнадзе. «Человек, как целое, является не суммой психики и тела, психического и физиологического или их соединением, так сказать, психофизическим существом, а независимой своеобразной реальностью, которая имеет свою специфическую особенность и свою специфическую закономерность. И вот, когда действительность воздействует на субъект, он, будучи некой целостностью, отвечает ей как эта специфическая, эта своеобразная реальность, которая предшествует частному психическому и физическому и к
9-09-2015, 17:13