Близкую точку зрения высказывает X. фон Браккен, отмечая, что “... если проблематично само суждение о качестве интеллектуального багажа человека на основании тестов, то не сомнительны ли тем более выводы о генетическом наследовании?” (von Bracken, 1969, с. 452).
Вообще, по-видимому, назрела насущная потребность в анализе реальной деятельности, осуществляемой человеком при выполнении различных тестовых проб, а также реальных дифференцирующих признаков в них. Без такого анализа содержательная интерпретация того, к какой составляющей и сложной функции относится констатируемая “наследственность”, теперь уже просто невозможна. Примером могут служить темповые характеристики в деятельности человека, которые, судя по многим работам, имеют явную генетическую обусловленность (Frischeisen-Kohler, 1933; Newmann e.а., 1937; Kallman, 1959; Василец, 1978; Пантелеева и Шляхта 1978; von Bracken, 1969; Козлова, 1978; и др.). Этот факт значим не только для анализа темпа самого по себе, но и для реинтерпретации некоторых результатов, полученных в психогенетике при помощи тестов интеллекта. Если учесть, что согласно принципу построения “свободных от культуры” тестов содержание их должно быть максимально простым, а успешность решения во многих тестах определяется тем, успел ли тестируемый выполнить задание в отведенное время, т. е. реальным дифференцирующим признаком в этих случаях является скорость их выполнения, то вполне можно предположить, что обнаруживаемое в этих тестах большее сходство МЗ по сравнению с ДЗ и прочими родственниками относится именно к темповым характеристикам. Тогда для интерпретации этих результатов как относящихся к собственно интеллектуальным функциям надо признать, что скорость решения и является референтным признаком интеллекта. Такая точка зрения действительно существует, но едва ли может считаться правильной. Недаром такие видные исследователи в области психогенетики, как X. фон Браккен (von Bracken, 1969), выделяют временной фактор как существенную помеху в тестировании интеллекта.
В итоге можно, очевидно, сказать следующее. В близнецовых исследованиях интеллекта, как правило, обнаруживают большее внутрипарное сходство МЗ по сравнению с ДЗ. Однако ряд ограничений, связанных прежде всего с особенностями среды МЗ-и ДЗ-пар (проявившихся и в исследованиях разлученных МЗ), значительно снижает надежность этих результатов, а недостаточная общепсихологическая разработанность понятия “интеллект” и соответственно способов его диагностики не позволяет произвести психологически содержательный анализ данных, которые к тому же подчас достаточно противоречивы.
КРАТКИЙ ОБЗОР РЕЗУЛЬТАТОВ БЛИЗНЕЦОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ
Несмотря на самоочевидность положения о том, что влияние генотипа на поведенческие параметры может осуществляться только через морфофизиологический уровень, до последних лет соответствующих ему исследовательских программ не было; изучению подвергались по преимуществу высшие психические функции, черты личности и т. п. Генетические влияния в полиморфизме психофизиологических признаков человека систематически почти не изучались. Существуют лишь отдельные работы, в которых, методом близнецов исследовались особенности КГР, сердцебиения, дыханий и т. д. Для психофизиологии специальный интерес представляют исследования электроэнцефалограмм (ЭЭГ) и вызванных потенциалов (ВП) разных модальностей, поскольку эти методы все шире используются для решения широкого круга задач, в том числе и дифференциально-психофизиологических.
Сопоставление внутрипарного сходства МЗ и ДЗ по особенностям ЭЭГ (Lennox e. а., 1945; Vogel, 1970; Мешкова, 1978, и др.) показало почти полную идентичность общего типа ЭЭГ у первых и значительно меньшее сходство у вторых. Некоторые авторы отмечают, что записи ЭЭГ у членов одной МЗ пары отличаются не более чем два участка записи одного и того же человека.
В этой области, как и при исследовании психических функции, особую ценность представляет изучение воспитывавшихся врозь МЗ-близнецов. Насколько нам известно, существует лишь одна работа (Juel-Nielsen a. Harvald, 1958), в которой ЭЭГ регистрировалась у 8 пар разлученных в детстве МЗ. К моменту исследования им было от 22 до 72 лет. В целом авторы констатировали чрезвычайное внутрипарное сходство ЭЭГ; по их свидетельству, им не удалось найти ни одного расхождения в рисунке ЭЭГ, которое совпадало бы с различиями во внешней среде близнецов. Все это позволило авторам считать, что ими получено “окончательное доказательство” наследственной обусловленности ЭЭГ человека.
Существенно, что высокое сходство МЗ отмечено и в младенческом возрасте (Loomis e. а., 1938), и в преклонном (Heuscherst, 1965). Это может говорить о генетических влияниях на тип и темп развития. Ф. Фогель (Vogel, 1970), исследовавший ЭЭГ у близнецов 6-80 лет, отмечая значительную межиндивидуальную вариативность темпа изменений ЭЭГ, связанных с ее созреванием, считает, что этот темп обусловлен генетически.
Большинство работ по ЭЭГ близнецов выполнено без применения современных методов статистической оценки ее параметров. Это несколько обедняет и полученные в них результаты. Т. А. Мешкова (Мешкова и Равич-Шербо, 1978), регистрировавшая ЭЭГ у МЗ и ДЗ в десяти отведениях с обоих полушарий и использовавшая для описания ее индивидуальных особенностей ряд более современных методов, получила следующее. Сделанный ранее вывод о генетической обусловленности общего рисунка ЭЭГ покоя вполне справедлив, но имеет ряд ограничений, налагаемых областью регистрации ЭЭГ, исследуемым параметром и, очевидно, частотным диапазоном ЭЭГ. Внутрипарное сходство МЗ всегда ниже в височных отведениях, чем во всех остальных, причем по некоторым параметрам в левом виске - речевой зоне - оно почти такое же, как у ДЗ, и даже приближается к нулю. Иначе говоря, генетическая обусловленность этих параметров в данном отведении выражена меньше или отсутствует совсем. Кроме того, она, как правило, несколько ниже в левом полушарии, чем в правом, и в бета-ритмике, связываемой с активной деятельностью, по сравнению с альфа-ритмом, отражающим, очевидно, некоторые мозговые гомеостатические процессы создающие “рабочий фон” для активной деятельности.
Аналогично этому было показано наличие генетических влияний в волновой форме, латентных периодах и амплитудах ВП разных модальностей (Lewis, Dustman a. Beck, 1972), в их динамике при изменении интенсивности стимула (Buchbaum, 1974). Т. М. Марютина (1978) показала, что и динамика зрительных ВП, вызываемая другой функциональной нагрузкой - привлечением и отвлечением внимания, - тоже находится под контролем генотипа. Он более выражен во фронтальной зоне (по сравнению с проекционной - затылочной) и в ситуациях, предполагающих повышение уровня неспецифической подкорковой активации. В некоторых исследованиях показана генетическая детерминированность и других реактивных изменений ЭЭГ: длительностей ориентировочной и условнорефлекторной депрессии альфа-ритма, энергетических параметров реакции перестройки корковой ритмики при ритмической световой стимуляции и т. д. (Шибаровская 1978; Шляхта, 1978).
Анализ данных, полученных электроэнцефалографическими методиками, позволяет предполагать, что относительно более жесткому контролю со стороны генотипа подвержены функции эволюционно более древних, подкорковых структур, ответственных за “энергетическую составляющую” мозговой активности. В то же время системная деятельность мозга, проявляющаяся в скорости формирования условных ЭЭГ-реакций и в паттернах пространственной синхронизации биоэлектрической активности при решении различных задач, зависимости от генотипа, очевидно, не обнаруживает (Шляхта, 1978; Беляева, 1980). Хотя эти данные надо рассматривать как предварительные, они позволяют предположить, что влияние контролируемых генотипом нейрофизиологических особенностей целесообразно ожидать прежде всего в тех поведенческих признаках, в которых наиболее явно отражается индивидуальный уровень неспецифической активации. По-видимому, это и будут динамические параметры психических процессов и явлений.
Изложенные работы, как и другие, не вошедшие в этот очень краткий перечень, касаются нейрофизиологических, функций самих по себе. Лишь недавно появились публикации о двух больших исследованиях, направленных на изучение генотипической детерминации психического через физиологическое, в частности через генетически детерминированные особенности ЭЭГ (Claridge e. а., 1973; Voge! e. а., 1979). Полученные в них результаты весьма неоднозначны, и одна из возможных причин этого заключается, на наш взгляд, в отсутствии представления о том, какие параметры одного и другого уровней и каким образом могут быть связаны друг с другом.
Определенного ответа на этот сложный вопрос современная психофизиология не имеет, но одним из перспективных путей его изучения является концепция свойств нервной системы (СНС) как детерминант формально-динамических характеристик психических процессов (Теплов, 1956-1964; Небылицын, 1966).
В к рамках этой концепции предпринято исследование методом близнецов генетической обусловленности межиндивидуальной вариативности индикаторов СНС:
электроэнцефалографических, двигательных и сенсорных. Результаты показали следующее. Синдромы всех и исследованных СНС включают в себя и обусловленные генотипом, и не зависящие от него индикаторы; не обнаружилось ни одного СНС, показатели которого (в пределах использованных методик, конечно) принадлежали бы к какой-либо одной из этих групп (сб. “Проблемы генетической психофизиологии человека”, 1978).
Среди показателей, не обнаруживших зависимостей от факторов генотипа, оказались и референтные, т. е. основные, соответствующие определению данного СНС: переделка двигательных реакций (показатель подвижности и “угашение с подкреплением”, индикатор силы).
Дальнейший экспериментальный анализ показал, что в первом случае причиной необнаружения генетических влияний были определенные особенности методики. Реально она представляла собой реакцию выбора из трех альтернатив, производившуюся по речевой инструкции. Успешность такой деятельности обеспечивается произвольной речевой специфически человеческой саморегуляцией, генез которой безусловно социален. Можно было ожидать, что снижение удельного веса произвольности позволит им все-таки обнаружить генетический контроль. Это предположение было подтверждено в исследовании Т. А. Пантелеевой (1977). Оказалось, что при выработке и автоматизации двигательной реакции выбора генетический контроль в некоторых ее параметрах отсутствует на первых этапах - в периоде врабатывания - и четко обнаруживается на этапе автоматизации навыка. Эти два этапа различаются именно уровнем произвольной саморегуляции - высоким в периоде врабатывания и сниженным - после автоматизации. Генетически обусловленной оказалась и динамика переделки такого - автоматизированного навыка. Таким образом, чем выше в деятельности роль специфически человеческой, речевой произвольной саморегуляции, тем меньшую роль играют факторы генотипа, и, наоборот, чем она ниже, тем отчетливее индивидуальные особенности этой деятельности определяются наследственностью. Иначе говоря, при изменении механизмов реализации фенотипически одного и того же признака может изменяться и его отношение к генотипу.
Из этой работы следуют два основных вывода. Один значим для Дифференциальной психофизиологии: генетически обусловленное свойство подвижности в двигательных реакциях может быть обнаружено только на уровне автоматизированного навыка. Второй имеет более широкое значение; изменение механизмов реализации психических функций происходит не только в лабораторных условиях, но и в их реальном онтогенезе, и, значит, в процессе индивидуального развития тоже может происходить подобное изменение природы фенотипического полиморфизма психических функций, явлений и процессов. И действительно, в некоторых работах показано, как при овладении социально обусловленными приемами осуществления той или иной деятельности (в ходе, например, школьного обучения) снижается роль генотипа в индивидуальной специфике ее реализации (Лурия, 1952; Мозговой, 1978; и др.).
Вернемся к СНС. Попытки аналогичным образом проанализировать другие референтные показатели СНС, не обнаружившие зависимости от генотипа, пока успеха не имели. Значит, среди показателей, реально использующихся для диагностики СНС, одни адресуются к генетически обусловленному признаку, другие - к паратипическому, т. е. зависящему от средовых факторов. Однако известно, что СНС - устойчивые характеристики индивида, и следовательно, могут диагностироваться только устойчивыми же индикаторами. Генотипическая обусловленность является, конечно, доказательством определенным образом понимаемой устойчивости признака (но не конкретного значения его); эксперименты Г. А. Шибаровской (1981) и Н. Ф. Шляхта (1981) показали, что онтогенетически устойчивым может быть и не зависящий от генотипа индикатор СНС.
В этих работах изучалась онтогенетическая стабильность показателей динамичности и силы нервной системы. Первая диагностировалась у одной и той же группы испытуемых с интервалом в восемь лет (в возрасте 8 и 16 лет), вторая - с интервалом пять лет (в возрасте 15 и 20 лет). Стабильность оценивалась коэффициентом ранговой корреляции между результатами повторных измерений. В некоторых случаях он оказался весьма высоким, порядка 0,700-0,800; стабильной оказалась и скорость угашения с подкреплением референтного индикатора силы, генетической детерминированности не обнаружившего.
Все это ставит перед дифференциальными психофизиологами вопрос о том, что же считать свойствами нервной системы: только наследственно обусловленные особенности ее функционирования или любые устойчивые, независимо от их генеза? Он требует, естественно, специального анализа - и теоретического, и экспериментального.
Заключение
В заключение надо сказать, что теоретическая мысль исследователей, работающих в области психогенетики, направлена главным образом к поискам качественных признаков, детерминируемых немногими генами или по крайней мере имеющих выраженную бимодальность распределения; к проблеме наследуемости мульти-факторных признаков, в том числе к математическим способам ее анализа; к обсуждению, по возможности, гипотез о типе наследования и т. п. С разработкой этого круга проблем некоторые авторы прямо связывают возможность дальнейшего прогресса психогенетики (Vandenberg, 1972).
Однако для психологии не меньший, а может быть и больший интерес представляет другое направление теоретического и экспериментального анализа - взаимодействие генотипа и среды в реальном процессе формирования психологических признаков, в типе и темпе их развития. Любая характеристика, даже если допустить что она наследственна, не закодирована в генетической программе в ее данном конкретном выражении. Последнее всегда есть результат некоторой траектории развития, подчиняющейся и закономерностям геносредового взаимодействия, и собственно психологическим закономерностям. “...Исследования в генетике поведения не должны быть изолированы от исследований в развитии поведения - от области традиционно известной как генетическая психология” (Filler a. Thompson, I960, с. 8).
Так, поставленная проблема требует, очевидно, специальных теоретических и методических подходов. Анализ их не входит в задачи данной статьи, хотя некоторые пути были выше намечены. Хотелось бы лишь отметить, то одним из наиболее перспективных путей является создание “онтогенетической генетики” (Бочков, 1972) как сочетания собственно генетических (например, близнецового) и онтогенетических методов исследования. Можно ожидать, что именно такой подход позволит вскрыть закономерности, определяющие формирование полиморфизма психологических и психофизиологических функций в индивидуальном развитии.
10-09-2015, 04:24