Тенденцию шимпанзе и других антропоидов к «украшению» и «наряжанию» отмечают практически все исследователи. Обезьяна Гуа в опытах Келлогов [57 ] с равным удовольствием навешивала себе на спину и одеяло, и ветки деревьев и подолгу расхаживала в таком виде, широко улыбаясь. По наблюдениям Дж. Шаллера [36 ], детеныши вольноживущих горилл также любят украшать себя пучками мха или травой. Поданным Л.А. Фирсова [32 ], шимпанзе «наряжаются», не только живя в лабораторных вольерах, но и попав в относительно вольные условия на озерный остров.
Как отмечает Я. Дембовский [3; 4 ], манипуляционные игры шимпанзе — это мозаика не связанных между собой действий с использованием любых попадающихся под руку предметов. Камешки и мелкие плоды они могут «гонять» ногой по земле, перебрасывать из одной руки в другую или подкидывать в воздух, а потом снова хватать рукой.
В ряде случаев вольные шимпанзе используют камень или короткий толстый сук, чтобы пощекотать себя под мышкой, в паху или в области гениталий. Они могут предаваться этому занятию минут по 10 и часто сопровождают его громким смехом, который вообще очень характерен для игр шимпанзе. Иногда орудие захватывают в гнездо и продолжают игру там. Одна из любимых игрушек — орехи Strychnos. Их можно катать по земле, подбрасывать (иногда даже случается поймать), носить с собой.
Одна из излюбленных игр — догонялки и отнимание мелкого предмета, который по несколько раз переходит из рук в руки. (Следует упомянуть, что подобную игру мы наблюдали также у молодых вра-новых птиц [10]).
Вольные шимпанзе используют в манипуляционных играх не только природные материалы, но и предметы, связанные с деятельностью человека. Лагерь в Гомбе неоднократно подвергался нашествиям «соседей», которые охотились не только и не столько за лакомствами, но интересовались всеми предметами походного обихода [2 ].
Сходный интерес к экспедиционному оборудованию проявляли и молодые гориллы. По наблюдениям Д. Фосси [34], один из детенышей, при первой же возможности потрошивший ее рюкзак, особое пристрастие питал к оптике. По-видимому, он не просто подражал действиям человека, но и действительно внимательно разглядывал в бинокль окружающие предметы, иногда шевеля пальцами прямо перед окулярами. 300-миллиметровый объектив он использовал как подзорную трубу, направляя на удаленные предметы или других членов группы. Самое удивительное, что он обращался с этими своими игрушками очень бережно и не подпускал к ним конкурентов.
Гудолл подробно описывает возрастные особенности игры живущих на свободе детенышей шимпанзе, а также игры матери с детенышем — тот аспект игрового поведения, который можно полноценно исследовать именно в природных условиях (или в крайнем случае в колониях).
От матери получает первый опыт социальной игры, когда та нежно покусывает его зубами или щекочет пальцами. Сначала игровые эпизоды длятся недолго, но около 6 месяцев детеныш начинает отвечать матери игровой мимикой и смехом, тогда продолжительность игры растет. Некоторые самки играют не только с младенцами, но вплоть до достижения детенышем зрелого возраста. Одна из обезьян играла и в 40 лет — детеныши бегали вокруг дерева, а она стояла и делала вид, что пытается схватить их или хватала тех, кто пробегал близко. Ее дочь Мими также играла со своим потомством в течение довольно долгого времени. Однако большинство мамаш-шимпанзе не отличается особой склонностью к игре с подрастающими детенышами. Вообще для игр взрослых, шимпанзе характерна очень большая индивидуальная пластичность.
Когда младенец достигает возраста 3—5 месяцев, мать позволяет другим детенышам играть с ним. Сначала это старшие братья и сестры, но с возрастом этот круг растет, а игры становятся продолжительнее и энергичнее. К 3 годам они часто кончаются агрессией. Наиболее активно играют детеныши от 2 до 4 лет. Во время отучения детенышей от груди интенсивность игр с ними снижается, и лишь отдельные взрослые особи ее сохраняют (Гудолл, Clerk).
Частота участия малыша, в играх с другими детенышами зависит от «личности» его матери, а также от демографических факторов, например, от числа детенышей в группе. Степень уверенности, с которой детеныш ведет себя в играх, в значительной мере зависит от общественного ранга его матери. Тем самым уже на этом этапе онтогенеза игра способствует становлению будущего социального ранга детеныша.
Следует отметить также особый аспект игрового поведения, который Характерен, по-видимому, в основном для человекообразных обезьян. Наблюдения за шимпанзе показывают, что они могут использовать приглашение к игре как средство манипулирования поведением сородичей. Н.Н. Ладыгина-Коте (1935) пишет, что, подобно тому как игра заставляет ребенка забыть боль, съесть нелюбимую еду и т.д., с помощью игры удалось приучить Иони к спокойному сидению за столом (благодаря использованию подвижных игр в качестве подкрепления) . Этот прием иногда применяли и вольноживущие самки-шимпанзе — некоторые из них использовали игру как средство управления непокорным детенышем. Вовлекая его в игру, они или заставляли непослушного следовать за собой, или отвлекали от попыток сосать грудь в период отлучения от молочного вскармливания. Некоторые самки с помощью игры отвлекают старшего отпрыска от новорожденного.
Сходное использование игры отмечено и у «говорящих» шимпанзе. Так Р. Футе (см. Ю. Линден [20]) наблюдал, как молодой самец Бруно, пытаясь отвлечь своего товарища Буи от лакомства, знаками амслена звал его играть (щекотать друг друга).
Приглашение к игре используется как средство манипулирования поведением не только детенышей, но и взрослых обезьян. Об этом говорят следующие наблюдения. В описанной де Ваалем (deWaal, 1978) Арнхеймской колонии, обитавшей на довольно большой, но все же ограниченной территории, шимпанзе использовали приглашений к игре как средство урегулирования социальных конфликтов. Один из самцов применял такой способ для предотвращения гнева доминанта. Например, когда альфа-самец проявлял признаки агрессии, к нему подходил самец, занимавший в иерархии 3-е место, и, поднявшись на задние ноги, начинал пятиться от него с «игровым выражением» лица. И хотя альфа-самец не всегда обращал на него внимание, эта тактика часто переводила его активность в другое русло.
Дж. Гудолл отмечает, что, в отличие от обезьян этой колонии, у вольных шимпанзе она никогда не наблюдала ничего подобного.
Как она предполагает, дело здесь в том, что колония, содержащаяся в неволе, не имеет средств для разрядки агрессии, которые имеют животные на воле. На воле самцы могли покидать свою группу, могли уходить в сторону от доминанта, могли увести самку и спариться с ней, не привлекая ничьего внимания и т.д. В отличие от них, шимпанзе в неволе не имеют возможности «разрядить» напряженность и потому вынуждены прибегать к особым, более изощренным приемам «социального маневрирования», таким, как утаивание намерений, поддержание тесных связей с союзниками, а также примирение после конфликта. Поэтому в неволе и можно наблюдать некоторые формы социальных взаимодействий, которых нет или мало у шимпанзе на воле. Возможно, так же обстоит дело и с игрой — в условиях неволи она более изощренная и лучше выявляет их потенциальные возможности. По-видимому, одна из таких потенциальных возможностей — приглашение к игре как отвлекающий от агрессии прием.
Игра у некоторых животных-неприматов.
Сравнительный анализ показывает, что за исключением отдельных наблюдений нет доказательств способности к игре у кого-либо кроме млекопитающих и некоторых видов птиц. Не ставя задачи дать исчерпывающую характеристику игры позвоночных-неприматов, остановимся еще на некоторых ее проявлениях.
Выше, при рассмотрении форм игровой деятельности, мы уже обращались к некоторым аспектам игры грызунов и хищных. Укажем еще на некоторые факты.
Установлено, что существуют значительные различия в интенсивности и характере игры у разных видов грызунов. Она очень характерна для молодняка большинства видов хомячков (Лоренц [21 ];
Фабри, Мешкова [31 ]), а также крыс [25] и полевок [9 ]. В характере социальных игр четко отражается видовая специфика поведения взрослых животных. Как отмечает К.Э. Фабри [29], у одних видов грызунов (морские свинки) игровая борьба отсутствует, а социальные игры сводятся к сигналам «приглашения». В отличие от них, у большинства других грызунов распространены именно игровые схватки. Так, общеизвестно, что для онтогенеза крыс характерны разнообразные и интенсивные преследования и схватки, тогда как у мышей возможность локомоторных и социальных игр была доказана сначала на диких видах. Однако в настоящее время важная роль социальных игровых контактов для развития поведения мышей привлекает все больше внимания и широко исследуется на лабораторных линиях [50 ]. Особенно отчетливо игровые взаимодействия грызунов проявляются в физически сложной среде обитания [25; 26 ].
Как мы уже упоминали выше, исследования игры грызунов очень разнообразны, и здесь мы остановимся лишь на одном аспекте исследований, непосредственно развивающем представления Д.Б. Эльконина и К.Э. Фабри о природе игры и связанном с анализом специфической проблемы.
Речь идет об исследовании психологических механизмов, лежащих в основе синурбанизации — изменения поведения видов, приспосабливающихся к жизни в условиях антропогенной трансформации среды. На основе наблюдений за животными-синурбанистами и сравнения их с животными из природных популяций Н.Н. Мешкова и Е.Ю. Федорович [25 ] показали, что, будучи одной из основных форм поведенческой активности в ювенильный период, игра обеспечивает в дальнейшем саму возможность психической ориентировки в изменчивых ситуациях, которые во множестве возникают перед животным в городской среде. Авторы высказывают предположение, что в условиях суперизменчивой урбанизированной среды можно ожидать усиленного прогрессивного развития игровой деятельности у видов синурбанистов, особенно эусинантропов, по сравнению с близкими видами, менее склонными или вовсе не склонными к синантропизму. Предполагается, что чем более богата и разнообразна по внешним проявлениям их игра, чем продолжительнее игровой (ювенильный) период онтогенеза (и в целом пребывание в семье), тем большим адаптационным потенциалом поведения обладает вид — синурбанист. В подтверждение такой точки зрения авторы приводят ряд данных, в которых действительно обнаруживается тенденция к усилению развития игры у некоторых видов грызунов-синантропов по сравнению с близкими видами экзрантропами [9 ] или же видами с меньшей степенью синантропизации [13 ].
Игры составляют важную характеристику поведения представителей всех семейств отряда хищных млекопитающих, которые проводят много времени в игре друг с другом и с предметами. Для большинства типичны все варианты подвижных социальных игр (преследования, схватки). Наличие четких специальных сигналов — приглашений к игре — делает игровую агрессию безопасной, и во время схваток и преследований животные не наносят друг другу реальных повреждений. Как уже упоминалось, хищные активно играют с предметами, а у многих видов их матери активно играют с детенышами (кошки, волки, медведи, гиеновые собаки, шакалы).
Особый интерес представляет вопрос о наличии и характере игр у птиц. Отчасти он вызван тем, что и до настоящего времени не полностью изжито ошибочное представление о том, что птицы — существа с примитивной психикой, чье поведение имеет преимущественно инстинктивную основу. Такое представление бытовало из-за того, что мозг птиц устроен особым образом и его высшие интегративные отделы имеют не слоистое (как кора млекопитающих), а ядерное строение. Между тем многочисленные данные морфологов, физиологов и этологов свидетельствуют, что в мозге птиц имеются все те же и не .менее совершенные системы проведения и обработки информации, что и в мозге млекопитающих, а их поведение и высшая нервная деятельность в целом такие же, как у млекопитающих. В частности, показано, что наиболее высокоорганизованные представители этого класса — врановые — обладают не только хорошей способностью к обучению, но и некоторыми элементарными формами довербального мышления [10]. По способности к решению ряда сложных когнитивных тестов они не уступают приматам.
Особо следует отметить, что наши исследования онтогенеза поведения врановых свидетельствуют о наличии у них длительного ювенильного периода. Созревание мозга и более сложных психических функций продолжается по крайней мере в течение всего первого года жизни. В этой связи сравнительная характеристика их игрового поведения представляет несомненный интерес. Специальных исследований в этой области почти не проводилось, однако даже краткое обобщение имеющихся в разных работах данных свидетельствует о сходстве основных характеристик игры птиц и млекопитающих.
Некоторые данные мы получили в процессе наблюдений за группами содержавшихся в неволе 5 наиболее распространенных в средней полосе видов врановых птиц [10]. Мы уже упоминали выше о сложности манипуляций, совершаемых врановыми в процессе игр с предметами. Оказалось, что структура манипуляционной активности формируется в основных чертах уже к трехмесячному возрасту, а у годовалых птиц стремление манипулировать предметами резко ослабевает, так что играют лишь немногие взрослые особи [7; II].
У живущих на воле врановых птиц также отмечают разнообразные и сложные манипуляции с предметами (Крушинский, 1986; Мешкова, Федорович, 1996). Иногда, например, можно наблюдать, как ворона на лету выпускает зажатую в клюве палочку или другой небольшой предмет и тут же ловит его, проделывая это несколько раз подряд. Наряду с этим для них характерны и другие весьма разнообразные подвижные игры — парные полеты, преследования, пируэты и кувыркание в воздухе, купанье в снегу, катанье с крыш [28 ]. Особенно разнообразны игры городских ворон. Достаточно часто можно наблюдать, как 2—3 вороны дразнят собаку. Они могут отвлекать ее от еды, могут заставлять гоняться за нею до полного изнеможения, могут заманивать на край оврага, чтобы собака свалилась в него и т.п. Описано, что некоторые вороны играют даже с хозяевами собак, например, перехватывая из рук поводок. Подобные игры упоминают практически все наблюдавшие поведение врановых.
Еще более разнообразны игры содержавшихся в неволе птиц. Так, некоторые из воронов, за которыми наблюдал немецкий исследователь Гвиннер (Gwinner, 1964), не только манипулировали всеми попадающими в их распоряжение предметами, а, кроме того, изобретали действия, обычно им не свойственные. Например, один из них подолгу висел на жердочке вниз головой и раскачивался, другой с разбегу катался зимой по льду. Характерно, что довольно быстро этим действиям начинали подражать другие птицы. Изобретение новых действий, которые не имеют практического применения, отмечено и у других животных, в частности, у дельфинов (Прайер, 1981). И. Эйбл-Эйбесфельдт [37 ] описывает игру выращенного в неволе дарви-нова вьюрка, который рассовывал в щели клетки пищу, а затем сам и извлекал ее с помощью небольших палочек. Такой способ добывания корма характерен для взрослых особей.
Уже упомянутые нами игры молодых птиц, включавшие погони и передачу из клюва в клюв предметов, могут служить свидетельством роли игры в становлении социальных отношений. Структура сообществ врановых, как известно, основана на персональном знании друг друга всеми его членами. Она поддерживается не только соблюдением иерархии, но и наличием «дружеских» контактов и индивидуальных предпочтений одних птиц другим. Это проявляется в совместной исследовательской и манипуляторной деятельности, в подражании, перебирании перьев и коллективных играх.
Один из наиболее распространенных вариантов коллективной игры — игра-преследование, когда за птицей, схватившей в клюв какой-нибудь небольшой предмет, гонится другая птица, а догнав, перехватывает его в свой клюв, причем первая не оказывает сопротивления. Такие игры четко отличаются от случаев, когда одна птица прогоняет другую от интересующего ее предмета. Характерно, что эти игры наблюдаются не у всех птиц, входящих в группу; обычно можно выделить несколько пар, предпочитающих постоянно играть друг с другом. Наблюдения за теми же птицами, когда они сделались взрослыми, показывают, что партнерство в игре в ювенильный период обеспечивает установление долговременных социальных связей в сообществе взрослых птиц.
Вопрос об игре птиц требует, несомненно, специальных исследований.
Завершая этот краткий обзор данных, можно констатировать наличие общих черт в играх представителей далеких в таксономическом отношении групп. Дальнейший сравнительный анализ игры позвоночных может способствовать выяснению истинной природы этой деятельности.
Список литературы
1. Гроос К. Душевная жизнь ребенка. — Киев, Киевское Фребелевское о-во, 1916.
2. Гудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. — М., 1992.
3. Дембовский Я. Психология обезьян. — М., 1963.
4. Дембовский Я. Психика молодлого шимпанзе//Хрестоматия по зоопсихологии и сравнительной психологии – М. , Российское психол. о-во. 1997 – с. 290-304.
5. Дерягина М.А. Формирование манипуляционной активности в онтогенезе приматов // Биол. науки. Высшая школа, 1980 - №12 – с. 55-62
6. Дерягина М.А. Манипуляционная активность приматов – М. Наука, 1986
7.ДерягинаМ.А., Зорина.-5.А., Маркина Н.В. Развитие манипуляционной активности в филогенезе позвоночных// Журн. общ. биол. 1988. — Т.69. — № 7. - -С.304—317.
- М.: Мир. 1981.
8. Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. — 479 с.
9. Зоренко Т.Д., Андерсоне Ж.Э. Игровое поведение у полевок (Rodentia, Avicolinae)// Зоол. жури. — 1996. — Т. 75. — № 10. — С. 1560—1565.
10. Зорина 3. А. Анализ формирования исследовательского, игрового и социального поведения 4 видов врановых при групповом содержании в неволе// Врановые птицы в антропогенных ландшафтах. Вып. 2. — Липецк. — 1992. — С. 3—27.
11. Зорина З.А., Маркина Н.В., Дерягина М.А. Структура и возрастные особенности манипуляционной активности серой вороны CorvuscornixL// Зоол. журн. — 1986. — Т. 65. — № 10. — С. 1552—1559.
12. Зорина З.А. Элементарное мышление птиц
10-09-2015, 02:49