Министерство общего образования РФ

Курсовая работа

Виктимология: учение о жертве

2004

Содержание

Введение. 3

1. Современная виктимология: определение и направления развития. 4

2. Общая характеристика виктимности. 5

3. Понятие жертвы преступления. 13

4. Виктимные девиации: классификация жертв преступлений. 19

5. Виктимность: пути решения проблемы.. 26

6. Понятие и значение виктимологической статистики. 28

Выводы.. 34

Литература. 38

Введение

Анализируя эволюцию человеческого общества, все больше приходишь к выводу, что преступность либо увеличивалась, либо уменьшалась в зависимости от состояния общества, его социальной, экономической, политической стабильности или же, наоборот, нестабильности. Именно последнее – социальная нестабильность в обществе – вызывает рост преступности. Всплеск преступности всегда предшествует значительному социальному потрясению любого общества. И это наглядно демонстрируется нашей реальностью.

Преступность — это параметр, по которому можно судить о состоянии общественного организма.

Уже давно не секрет, что осуществление социально-политических и социально-экономических реформ в России, и не только у нас, сопровождается крайне негативными экономическими и социальными последствиями: спад производства, увеличение безработицы, инфляция, кризис межличностных отношений и т.д. Одним из этих последствий является усиление социального отклонения от норм права. Это находит свое отражение в увеличении преступности.

Отметим, что рост преступности, втом числе в ее организованных формах, давно превратился в глобальную проблему. Если рассматривать структуру и динамику преступности, то она характеризуется непринципиальными изменениями, и даже в периоды заметного увеличения количества регистрируемых преступлений качественные характеристики ее существенно не менялись.

1. Современная виктимология : определение и направления развития

Виктимология сегодня — это развивающееся комплексное учение о лицах, находящихся в кризисном состоянии (жертвы преступлений, стихийных бедствий, катастроф, экономического и политического отчуждения, беженцы, социальные организации и пр.), и мерах помощи таким жертвам.

По нашему мнению, современная виктимология как специальная социологическая теория осуществляет ”сквозной” комплексный анализ феномена жертвы, исходя из теоретических представлений и моделей, первоначально разработанных в сфере иных социальных дисциплин (права, криминологии, политологии, теории государственного управления, социальной работы, конфликтологии, социологии отклоняющегося поведения) [9, 72-73].

Уникальность виктимологии состоит в ее комплексном сфокусированном подходе к изучению популяций и кризисных явлений, лишь отчасти изучавшихся ранее в рамках конкретных социальных наук. Тезис о том, что виктимология как одна из наук о человеке изучает поведение, отклоняющееся от нормы безопасности, имеет достаточное число сторонников среди обществоведов.

По сути дела, данная дисциплина служит осмыслению новых взаимоотношений и динамических связей между жертвами и социально опасными проявлениями среды обитания, интегрируя воедино лучшие достижения традиционных, устоявшихся учений.

Современная виктимология реализуется в нескольких направлениях:

1. Общая ”фундаментальная” теория виктимологии, описывающая феномен жертвы социально опасного проявления, его зависимости от социума и взаимосвязи с иными социальными институтами и процессами. При этом развитие общей теории виктимологии ведется, в свою очередь, по двум направлениям:

— первое исследует историю виктимности и виктимизации, анализирует закономерности их происхождения и развития вслед за сменой основных социальных переменных, учитывая относительную самостоятельность феномена виктимности как формы реализации девиантной активности;

— второе изучает состояние виктимности как социального процесса (анализ взаимодействия виктимности и общества) и как индивидуального проявления отклоняющегося поведения посредством общетеоретического обобщения данных, полученных теориями среднего уровня.

2. Частные виктимологические теории среднего уровня (криминальная виктимология, деликтная виктимология, травматическая виктимология и др.).

3. Прикладная виктимология — виктимологическая техника (эмпирический анализ, разработка и внедрение специальных техник превентивной работы с жертвами, технологий социальной поддержки, механизмов реституции и компенсации, страховых технологий и пр.).

2. Общая характеристика виктимности

В настоящее время существуют два подхода к формулировке основных понятий учения о жертве преступления. Первый, сциентистский, основывается:

— на формально-логическом анализе существующих воззрений и определений иных авторов;

— на выборе наиболее подходящего определения, соответствующего ориентациям и гипотезам самого исследователя;

— на его анализе, совершенствовании и дополнении (”привнесении чего-то нового”), который завершается предложением собственной системы.

Второй (нормативно-содержательный) предполагает вычленение ”главного”, универсального понятия системы научных знаний, его анализ и использование в качестве базиса построения научной теории, ее аксиом и закономерностей.

Так, известный польский криминолог Брунон Холыст в свое время в качестве основного конститутивного понятия теории криминальной виктимологии предложил использовать понятие виктимогенного потенциала, включающего в себя:

а) состояние индивидуальной и групповой виктимизации в конкретный исторический момент;

б) процесс виктимизации;

в) виктимологическую стимуляцию;

г) функциональный механизм соотношения: ”жертва-виновник преступления”.

По мнению Б. Холыста, виктимогенный потенциал представляет собой такую систему свойств индивида, группы или организации, которая создает опасность совершения преступных действий. По его мнению, ”виктимогенный потенциал или виктимологическая дисфункция является видом внутренней неадекватности элементов культурного стандарта — как в статическом, так и в динамическом состоянии”[41, 73—74].

Нетрудно заметить, что понятие виктимогенного потенциала во многом совпадает с характеристиками криминогенности того или иного явления. Между тем система виктимологических понятий является отличной от понятий криминологии в силу того, что жертва преступления есть самостоятельный феномен, не сводимый только и исключительно к элементу и характеристике криминогенного комплекса.

По мнению некоторых авторов, центральным элементом в системе понятий криминальной виктимологии должна быть виктимность.

Виктимология — это межотраслевая, научная, практическая и учебная дисциплина, изучающая виктимность во всех ее проявлениях в целях совершенствования борьбы с преступностью” [40, 112].

Анализ виктимности и ее составляющих позволяет глубже понять феномен жертвы, разработать необходимые и социально обоснованные меры по виктимологической профилактике правонарушений.

Виктимность является специальным предметом в целях выяснения основного вопроса виктимологии, в силу каких причин и при наличии каких условий некоторые лица становятся жертвами преступлений, в то время как других эта опасность минует.

В работах отечественных виктимологов виктимность в наиболее обобщенном виде характеризуется как системное универсальное свойство организованной материи становиться жертвой преступления в определенных конкретно исторических условиях [34, 14].

Виктимность можно рассматривать как:

— определенное функционально зависимое от преступности явление;

— образ действий определенного лица;

— индивидуальная (описывающая потенциальную возможность лица стать или становиться жертвой преступления);

— видовая (характеризующая жертв определенных групп преступлений);

— групповая (определяющаяся ролевыми, социальными, демографическими, биофизическими качествами и характеристиками жертв преступлений);

— массовая (как наличие реальной или потенциальной возможности для определенной социальной группы становиться жертвой преступлений или злоупотребления властью);

— характерологическая и поведенческая особенность жертвы преступления.

Некоторые ученые выделяют два конститутивных типа виктимности: личностную (как объективно существующее у человека качество, выражающееся в субъективной способности некоторых индивидуумов в силу образовавшихся у них совокупности психологических свойств становиться жертвами определенного вида преступлений в условиях, когда имелась реальная и очевидная для обыденного сознания возможность избежать этого) и ролевую (как объективно существующую в данных условиях жизнедеятельности характеристику некоторых социальных ролей, выражающуюся в опасности для лиц, их исполняющих, независимо от своих личностных качеств подвергнуться определенному виду преступных посягательств лишь в силу исполнения такой роли) [17, 25-26] .

На основании вышеперечисленного можно отметить, что в определениях виктимности, данных разными авторами, есть разнобой. Данный недостаток, впрочем, легко снимается при попытке определения криминальной виктимности через социально-отклоняющуюся активность субъекта [37,11], через совокупность отклонений от безопасного поведения, от безопасного образа, стиля жизни, ведущую к повышенной уязвимости, доступности, привлекательности такого субъекта для правонарушителя.

Было бы естественным в связи с этим попытаться проанализировать общетеоретическое содержание основного понятия виктимологии — виктимности.

Изучение криминальными виктимологами свойств субъекта, объекта, среды и тех звеньев, которые оприходуют их криминальное взаимодействие, приводит к выводу, что понятие виктимности следует рассматривать как свойство отклоняющейся от норм безопасности активности личности, что ведет к повышенной уязвимости, доступности и привлекательности жертвы социально опасного проявления. Указанное соционормативное понимание виктимности зиждется на определении безопасного поведения, на презюмировании существования ”виктимологической” нормы.

Но каким образом можно определить, что такое норма безопасного поведения?

Для ответа на этот вопрос логически правильно было бы определить состояние социальной безопасности и свойственные ему нормативные регуляторы и через них — охарактеризовать виктимные отклонения от подобного рода норм.

Безопасность как состояние либо качество защищенности от реальных либо потенциальных угроз, страха, неуверенности, депривации и иных лишений играет важную роль в современной концепции миропонимания.

Гарантии безопасности — естественная потребность каждого человека, да и общества в целом. Усиление эффективности Хельсинского процесса в упрочнении безопасности в Европе и мире в общечеловеческом, политическом, военном, экономическом смыслах подчеркивалось многими участниками Лиссабонского 1996 года саммита стран членов ОБСЕ, посвященного разработке модели общей и всеобъемлющей безопасности для Европы XXI века.

История познания нормы социального (в том числе и безопасного) поведения чревата многочисленными перипетиями. С традиционной, легалистской точки зрения ее и как таковой вовсе не существует, — есть история развития общества, которая и детерминирует понятие нормы и отклонения от нее в конкретном политико-правовом континууме.

Процесс познания социальных норм и отклонений как проявлений социальной формы описан многими учеными. В работах В.Я. Афанасьева, Я.И. Гилинского, В.Н. Кудрявцева, П. Сорокина, А.М. Яковлева и других выдающихся специалистов мы сталкиваемся с анализом девиаций, попытками охарактеризовать их сущность и значение, с построением системно-логических оснований социологии отклоняющегося поведения как специальной социологической теории. Нет нужды останавливаться на описании всего разнообразия подходов к понятию девиации: здесь мы рискуем отойти от главного, — девиация трактуется как отступление от нормы, норма же предполагается нам понятием данным и достаточно устоявшимся в конкретном обществе, социальной группе.

Девиация с трудом поддается определению, что связано с многообразием социальных ожиданий, которые часто представляются спорными. Эти ожидания могут быть неясными, меняющимися со временем, кроме того, на основе разных культур могут формироваться разные социальные ожидания. С учетом этих проблем социологи определяют девиацию как поведение, которое считается отклонением от норм группы и влечет за собой изоляцию, лечение, исправление или другое наказание [39, 239].

Попытки познания норм безопасного поведения в обыденном смысле как среднестатистических, устоявшихся правил и принципов социальной активности, которые выражаются в абсолютной приспособленности и адаптированности к окружающей среде, также не дадут ожидаемого результата. В таком контексте лишь нравственная ненормальность лиц, прячущих себя в ”башне из слоновой кости”, будет являться нормой.

По сути дела, безопасное поведение связано с сохранением и поддержанием родовой человеческой сущности в противовес дегуманизированным и деструктивным энтропийным тенденциям. ”Человечество обречено вечным и безграничным возможностям злой воли (произвола) противопоставлять добрую волю, то есть волю, согласованную с законами природы. Иного способа достижения безопасности не существует”, — писал, рассматривая проблемы криминологической безопасности, А.Н. Костенко [19, 337]. По нашему мнению, такая родовая человеческая сущность, выражается в творческом характере жизнедеятельности, способностях к самоотдаче и любви, являясь нормой безопасного поведения.

Понимая ”отрыв от родовой сущности” отклонением от нормального поведения, можно согласиться с Б.С. Братусем. По его мнению, смысловыми условиями и критериями аномального развития (и, наверное, в значительной мере отклоняющегося поведения) следует считать: ”отношение к человеку как к средству, как к конечной, заранее определимой вещи (центральное системообразующее отношение); эгоцентризм и неспособность к самоотдаче и любви; причинно обусловленный, подчиняющийся внешним обстоятельствам характер жизнедеятельности; отсутствие или слабую выраженность потребности в позитивной свободе; неспособность к свободному волепроявлению, самопроектированию своего будущего; неверие в свои возможности; отсутствие или крайне слабую внутреннюю ответственность перед собой и другими, прошлыми и будущими поколениями; отсутствие стремления к обретению сквозного общего смысла своей жизни” [6, 51].

В этой связи виктимность как способность субъекта становиться жертвой социально-опасного проявления и выступает в ее общетеоретическом понимании как явление социальное (статусные характеристики ролевых жертв и поведенческие отклонения от норм безопасности), психическое (патологическая виктимность, страх перед преступностью и иными аномалиями) и моральное (интериоризация виктимогенных норм, правил поведения виктимной и преступной субкультуры, самоопределение себя как жертвы).

Виктимность, как и любой иной вид девиаций, определяется соотношением демографических и социально-ролевых факторов, ориентирующих индивида (социальную группу) на удовлетворение определенных потребностей безопасного поведения с заданными обществом возможностями их удовлетворения, равно как и иными общими политическими, социальными и экономическими условиями жизнедеятельности общества.

Индивидуальная виктимность понимается как отклонение от норм безопасного поведения, от процесса самосохранения человека (общности) детерминируется также антагонизмом между уровнями признания (социальный аспект), возможностей (психический аспект) и притязаний (моральный аспект).

Таким образом, теоретически весьма привлекательной выглядит высказанная В.П. Коноваловым идея о том, что понятие виктимности как свойства отклоняющейся от норм безопасности активности личности, приводящего к повышенной уязвимости, доступности и привлекательности жертвы социально опасного проявления, зиждется на определении безопасного поведения, на определении ”виктимологической” нормы.

Провоцирующее поведение хулигана, виктимные перцепции и страхи правопослушного населения, ритуальная виктимность социальной общности — есть ни что иное, как отклонения от общечеловеческой системы ценностей, признающей безопасность и свободное развитие личности основным условием формирования нормального общества.

Выше мы характеризовали виктимность как отклонение от норм безопасного поведения, реализующееся в совокупности социальных, психических и моральных проявлений. Упор на поведенческую характеристику виктимности уже встречался в отечественной криминологии. Так, Г.В. Антонов-Романовский и А.А. Лютов еще в начале 80-х годов предприняли попытку определить виктимность поведения через описание социальной ситуации, в которой лицо своими действиями подвергает себя опасности стать жертвой преступления [Антонов-Романовский Г.В., Лютов А.А. Виктимность и нравственность, 40].

Подводя итоги сказанному, отметим, что одно лишь поведение в процессе совершения преступления не может служить классификационным критерием определения видов и характеристик виктимности. Личность человека — сложное образование, не сводимое исключительно к единовременным проявлениям социальной активности. В основе подобных классификаций должна лежать деятельность личности, ее социальные роли, психический и энергетический потенциал.

3. Понятие жертвы преступления

В современной юридической и социологической литературе достаточно долгое время шли дебаты об определении понятия жертвы преступления.

Ряд авторов, основываясь на положениях действующего уголовно-процессуального законодательства и материального права, утверждали, что жертвой преступления может быть только физическое лицо, которым преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред (т.н. узкое, операциональное определение жертвы) [22, 40—42].

Например, канадская ученая М. Бариль определяет жертву как лицо (или группу лиц), перенесшее непосредственно посягательство на свои основные права со стороны другого лица (или группы лиц), действующего сознательно.

Жертва преступления определяется и как любое лицо (социальную группу, институт, общность), которому причинен вред или повреждения другим лицом, которое ощущает себя потерпевшим, сообщает об этом публично, нормативно верифицировано как потерпевший и, следовательно, имеет право на получение помощи от государственных, общественных или частных служб.

Подобное понимание жертвы преступления обосновывается следующими соображениями.

”Учреждения, корпорации, коммерческие предприятия и группы людей могут быть также виктимизированы и законно приобрести статус жертвы”, — писал в одной из своих последних работ Э. Виано [2, 182].

Структурно определение жертвы преступления состоит из следующих элементов: объекта, объективно и субъективно связанного с ним источника причиненного вреда и самого вреда.

Ранее было выяснено, что жертвой преступления могут выступать как физические, так и юридические лица (социальные общности), которым непосредственно был причинен ущерб преступлением , девианты в преступлениях без жертв (первичная жертва), а также члены семьи, близкие лица, родственники, иждивенцы первичных жертв (рикошетные жертвы).

Представляется не только ненаучным, но и попросту безнравственным, исключать рикошетных жертв и субъектов преступлений без жертв из совокупности объектов, охватываемых понятием ”жертва преступления” по тем основаниям, что первые только опосредованно связаны с преступлением, а вторые, мол, сами своим поведением создали неблагоприятные последствия, приведшие к криминальному результату (например, преступления, связанные с немедицинским употреблением наркотиков).

Рикошетные жертвы испытывают такие же страдания и проявляют такие же симптомы психологических затруднений, как и первичные жертвы. Члены семей жертв убийств, партнеры и супруги изнасилованных женщин, родители ограбленных подростков, родственники потерпевших от краж и иных преступлений описывают сходные психологические симптомы от непрямой виктимизации так же, как и прямые жертвы.

Однако посттравматический стресс, гнев, униженность, страх и депрессия являются спутниками виктимизации рикошетных жертв точно так же, как и прямых жертв. И не помнить об этом, декларируя принципы защиты гражданских прав и свобод в государстве, нельзя.

Таким образом, с криминологической точки зрения в круг лиц, относимых к жертвам преступлений, следовало бы также включить не только субъектов, которым был непосредственно причинен ущерб преступлением, но и тех, чье законное благо было поставлено преступлением (или покушением на него) под угрозу.

Вообще, согласно данным ученых криминалистов, число предусмотренных уголовным законом преступлений, причиняющих ущерб психической неприкосновенности личности, составляет около 70 % [14, 20]. Известно, что психологические последствия преступления могут носить непосредственный, краткосрочный и долгосрочный характер.

Непосредственные реакции жертвы на совершенное в отношении нее преступление выражаются в шоке, отрицании, гневе, озлоблении, депрессии и ощущениях незащищенности, изолированности, никому ненужности (т.н. синдром посттравматического стресса). Эти симптомы обычно длятся от нескольких часов до нескольких суток. В течение нескольких недель после пребывания жертвой потерпевшие указывают на изменения сознания, фобии, боли, переполненность негативными эмоциями.

Жертвы зачастую указывают на переполненность чувством вины, потерю самоуважения, снижение самооценки, беспомощность, депрессию. Они также могут испытывать вновь ощущение участия в преступлении в форме кошмаров или маний. В течение этого периода жертвы описывают возникающие у них страхи одиночества, боязнь быть похищенным, а также ощущение того, что преступление в отношении них вновь совершится.

Несмотря на то, что большинство из этих симптомов исчезает с течением


10-09-2015, 15:07