Большое значение П. Сорокин придавал вопросам социального равенства указывая на сложный и многосторонний характер проблемы социального равенства, он считал, что главное в ней – это предоставление каждому человеку материальных и духовных благ «по его заслугам», т.е. «по степени его личного социально – полезного труда». Исключительное значение имеет «более или менее равномерное распределение знаний и образований», без чего, по его мнению, вообще невозможна эгалитарная , т.е. основанная на социальном равенстве, система общества.
П. Сорокин был глубоко убеждён в том, что все возникающие в обществе проблемы следует решать на основе разумного управления, сознательного решения социальных противоречий и предоставления каждому человеку возможностей для творческого самовыражения. Он был противником всяких социальных потрясений, в том числе революций, и выступал за нормальный, эволюционный путь развития.
Также Сорокин анализирует развитие культур народов, разрабатывает теорию ценностей. Понятие «ценность» выступает как одно из важнейших в его социологии. С помощью этого понятия объясняется поведение индивидов и социальных групп, их взаимодействия по самым разным направлениям. Большое значение придаётся общечеловеческим ценностям, на основе которых возможно сотрудничество народов. Именно к этому всегда призывал П. Сорокин как учёный и общественный деятель. На склоне своих лет он выступил с идеей конвергенции, согласно которой в будущем капиталистический и коммунистический, как он писал, типы общества сольются в некое третье интегральное общество, которое «объединит большинство позитивных ценностей и освободится от серьёзных дефектов каждого типа».
10) Исторические судьбы отечественной социологии XIX в веке
Прошлое, настоящее, будущее -
объект исторической социологии
Наиболее близки проблемам нового в социологической теории и практике (в применении к современной России) позиции 2, 3, 4, 8, 15; социологический ретроспективный анализ институтов, структур, ценностей прошлого; показ того, как аспекты прошлого связаны с актуальными современными проблемами, оказываются составной частью нашей жизни; построение теорий, концепций социологии на эмпирической базе исторического (и современного) материала; компаративные историко-социологические исследования, в которых формулируются, проверяются, уточняются теории среднего уровня, метатеории; история современности как эпохи, опирающаяся на социологическое освоение прошлого и делающая прогнозы общественного развития. То есть, в контексте постановки проблем данной статьи, выделены связи прошлого с настоящим, а также прогнозированием будущего а) непосредственно или б) через обобщающие концепции, теории, по своей научной природе имеющие элемент "загляда" в будущее.
Историко-социологическое знание прошлого для российской современности важно как а) (не-)пригодное наследие; б) исходная точка для движения вперед; в) фундамент, опора такого движения; г) теоретическое (социологическое) осмысление итогов и уроков прошлого и др. Историко-социологическое знание прошлого России и СССР (ограничимся XIX и XX вв.) может служить обновлению отечественной социологической теории и практики, обеспечивая достоверный анализ прошлого, настоящего и будущего.
В письме Г.Е. Зборовского (Екатеринбург) в "Социологические исследования" выделена одна из наиболее значимых проблем современной отечественной социологии: "...Неудовлетворенность ее состоянием часто обусловлена именно тем, что социологи не умеют (часто не хотят уметь) или не пытаются прогнозировать развитие социальных процессов, даже конкретных социальных ситуаций" (1999, № 6, с. 101). Дополняя аргументацию автора, отметим, что корректное знание о современности, проекция его на формирующиеся тенденции будущего невозможны без опоры на историческую основу. Прошлое как состоявшийся социальный факт - доминанта настоящего и будущего. Прошлое - это знание о том, как возникло общественное явление, через какие этапы прошло и как приобрело современный вид. На его основе раскрываются смысл и значение настоящего, альтернативные потенции будущего, строятся мысленные (теоретические) конструкции, служащие руководством для исследующего.
В последние 10-15 лет в нашей стране регулярно случаются неожиданные для общества, руководства страны, для ученых события. Ответ на вопрос о причинах неожиданностей дают наука или практика; последняя чаще запаздывает. Одна из причин такого положения, на наш взгляд, фрагментарность знания о современном обществе вследствие малой изученности советского общества во взаимосвязи с постсоветским настоящим.
" Формула Андропова" действует
Мы не знаем общества, в котором живем, — констатировал Ю.В. Андропов около 20 лет назад (1983 г.). Эта оценка знания советского общества на завершающем этапе его исторической траектории могла предупреждать политиков: управлять объектом, не зная его, равноценно плаванию по бурному морю без компаса и руля. По необходимости беглый анализ изученности (на тот момент) истории СССР в нашей стране и за рубежом позволяет предметнее раскрыть природу и следствия (для социологии) обозначенного "формулой Андропова" разрыва прошлого, настоящего и будущего. В теоретико-методологическом плане в обществоведческой мысли СССР (я упрощаю ситуацию, говоря о доминировавших взглядах, определявших общественное сознание и поведение большинства) господствовала догма о движении советского общества и всего мира к социализму и коммунизму. В сфере идеологии и политики аксиома социалистической природы советского общества вела к оценкам реального с точки зрения норм должного при социализме: социалистические классы, государство всего народа, отмирающее в перспективе, дружба народов, новая историческая общность - советский народ, превосходство социалистической общественной, государственной, экономической системы над противостоящей ей, социалистический образ жизни и др. Данные, не укладывавшиеся в схему, архивировались с тщательностью, исключавшей их попадание в руки исследователей. Жесткая опека над исследованиями социологов, возобновленными в 60-е гг., имела целью хранить рамки идеологически допустимого.
В капиталистическом зарубежье взгляды были более дифференцированы. Их - тоже упрощенно - можно свести к трем позициям (они были перенесены и дискурс постсоветских обществ). Примерно равной силы позиции занимали оценки социалистического лагеря с позиций а) доктрины тоталитаризма и б) теории модернизации. Они не во многом расходились, но и не во всем исключали друг друга. Третью группу взглядов представляли сторонники (не изолированные от приверженцев тоталитарных подходов или теории модернизации) неомарксистских оценок, интеграции которых в доминировавшие взгляды препятствовал их марксистский аппарат. В оценках перспектив зарубежная мысль делилась на тех, кто или предрекал "кумулятивный кризис" советской системы (в частности, "после Брежнева"), или считал возможным реформирование ее. Распад СССР советологи едва ли считали альтернативой до начала 1990-х гг.
Для обновления социологии, однако, важно, что на исходе советской эпохи научное знание о советском обществе с теоретической и информационно-фактической точек зрения выражалось метафорами "белое пятно", "черная дыра". "Развитой социализм". "ускорение", "перестройка" отражали размашистость выдвигавшихся планов ускоренного движения вперед, непонимание реальных условий среды, в которой эти действия намечались к проведению. Поспешный пересмотр ряда позиций после 1989 г., некоторые осторожно сформулированные обновленные подходы оказались не востребованными. Возобладало "незнание", о котором предупреждал Андропов, - мнения, убеждения сомнительной достоверности. Началось вторжение через СМИ в общественное сознание метафор и мыслей, вращавшихся вокруг бездумно повторяемых, часто компенсируемых агрессивностью формул типа "элиты", "тоталитаризм", "реформы", "обновление", "Россия, которую мы потеряли" и т.п. В дальнейшем негативным социальным фактором стала легковесная пропаганда в СМИ сенсационных субъективистских концепций, - сродни "ледоколу" В. Суворова. Таких примеров, к сожалению, слишком много. В условиях нарастающей роли электронных средств информации, Интернета, резко повысилась степень манипулирования историческим знанием. Создалась перспектива сталкивания крупных социальных слоев в виртуальное сознание, дезориентированное поведение. Корпорация историков не консолидирована, затруднено оформление консенсуса взглядов на последние десятилетия 20-го века в СССР и вокруг него, а затем в России.
Социологам ясна важность социальных фактов. Редакция журнала "Социологические исследования", когда либерализация доступа к ранее секретным архивам породила "архивную лихорадку", создала рубрику "Архивы начинают говорить". Публиковались важные для понимания социальной структуры, процессов советского времени с научными комментариями материалы об особенностях менталитета, поведения социальных групп [17], облике и мотивациях руководящего слоя СССР, аналитические данные о депортациях этнических и социальных групп, массовых репрессиях, перемещенных лицах [18]. Но ответ на вопрос "что?" (установление факта) переходит в вопросы "как?", "почему?". Сменившая ее рубрика "Историческая социология" пытается на них отвечать. Редакция журнала привлекает внимание к монографическим исследованиям о прошлом России и СССР, в которых есть попытки выявлять социологически важную проблематику [19]. Понимание недавнего прошлого, однако, далеко от потребностей. Осмысливание актуальной проблематики российской истории, к сожалению, удел малотиражных изданий. Современным исследователям российского общества трудно сделать прошлое доступным, понятным, используемым, учитываемым в актуальной практической деятельности. Трудность эта предметна.
Повестка дня, или Чего мы не знаем?
Едва ли целесообразно разбирать меру исследованности конкретных событий или этапов истории России. Социологу важен весь релевантный исторический материал для анализа современности, сравнения тенденций, специфических для России и характерных для других стран, проверки "больших" теорий. Между тем, в последние годы по отечественной истории относительно мало исследований второй половины XX в.; робко ставятся общие вопросы исторического процесса в России.
Социологическая актуальность нашего прошлого очевидна. Мало исследованными, полными парадоксов остаются институты - опоры советского строя, активные и теперь - в измененных видах. Это партия, не противодействовавшая собственному запрету. Силовые ведомства, вначале ключевые в реализации установки на мировую революцию, затем стали ключевыми по доле расходов и во все большей, но неясной мере, по влиянию в политике: не исследованы их "интеракции". Не выяснены эволюция института "союзная республика" (специально - РСФСР, ключевого звена Союза). Парадокс института "колхоз": насильно, казалось, навязанный, всеми проклятый, он устоял, даже в Украине, особенно пострадавшей во время голода 30-х гг. Коминтерн - орган мировой революции, вырождается в малозначимый инструмент советской внешней и военной политики, сохранившись как миф о мировом революционном процессе.
Среди социальных проблем слабо проанализирована урбанизация с ее ощутимыми сейчас последствиями. Рабочие, в массе вчерашние крестьяне, резерв и опора партии, не поддержали в августе 1991 г. КПСС: крестьянство стало основой "красного пояса". Дискутируемая проблема современной элиты требует уточнить исходный материал советского времени: "новый класс", "номенклатура", "бюрократия". Истоки гендерных пли этносоциологических проблем, характер и особенности (типология) этноконфликтов частью уходят в советский период. Динамика девиантного поведения, криминальности и коррупции частично коренится в повседневном бесправии, низком правосознании, грубых нарушениях законности и смыкании частника ("прото-бизнесмена") с криминалом в "тюремных университетах". Попутно подчеркнем, что проблемы преступности и коррупции в современной России понять без историко-социологического знания трудно. Ситуацию здесь часто сравнивают со средневековьем. И в этом сравнении истины больше, чем подозревают говорящие об этом. Как показывает анализ феномена силового предпринимательства, (см. статью В.В. Волкова в № 1 за 1999 г. нашего журнала), круг задач создания рыночной экономики, который стоит сейчас перед Россией, должен был решаться в средние века. Поскольку они не были решены, их решать приходится - с сопровождающими начальный период становления рынка явлениями.
Среди историко-социологических проблем экономической сферы важен вопрос вознаграждения за труд. Функция зарплаты в России и СССР была деформирована: работник не получал регламентированной и понятной части созданной стоимости. "Жалованное" сверху в сознании и поведении работника не связывалось с количеством и качеством труда, подрывая трудовую мотивацию, отношение к труду, трудовую мораль, обратной стороной стала популярная ныне "халява". Вероятно, в массовом сознании предприимчивость, интенсивный труд наталкиваются на укоренившийся ментальный барьер отсутствия связи качественного личного труда с вознаграждением и уровнем жизни. В духовной сфере (наряду с последствиями войн и лишений) не изучены метаморфозы патриотизма, его взаимодействие с национальным, этническим, интернациональным. Даже не поставлены как предмет исследования человеческие последствия и аспекты Великой Отечественной войны, потерь и лишений, — массовое одиночество женщин, сиротство, безрадостное существование пожилых, переживших утрату детей.
Это некоторые вопросы из сферы "что?". Что касается "как?" и "почему?", предстоит посмотреть на историю СССР в компаративном плане (применимы они или нет) ряда социологических, обществоведческих теорий. Структурно-функциональный анализ советской системы властвования вероятно, подтвердит малую применимость формул Парсонса к процессам перемен. Взгляды Дюркгейма на интеграцию и солидарность в индустриальном обществе в определенных пределах плодотворны и в применении к судьбе советской системы. Коммуникационная теория общества и власти (Н. Луман и др.) может обнаружить отсутствие в СССР ключевого элемента современной жизнеспособной политической системы. Разрывы "коммуникации" между властью и народом, обществом, интеллигенцией, случавшиеся в уходящем столетии, несут и более общий урок. Тип взаимоотношений общества и государства в России пора менять, он не может сохраняться прежним. Власть, в соответствии с Конституцией РФ и по природе - публичный институт, институт общества. Может быть, это главный социологический урок социальной, политической, военной, экономической, духовной и иной истории страны в XX в. Наконец, на это указывают некоторые публикации социологов о грядущих глобальных переменах, возможно, актуальными в обновленном виде будут идеи социализма, интернационализма.
В несколько ином ракурсе проблемы ИС возвращают современника к тем классикам социологии, кто ратовал за сближение истории и социологии. Между социологией н историей существует некая диалектическая взаимосвязь: многообразие подходов к ИC, возможностей ее использования связано с конкретным пониманием социологии как науки. "Разным социологиям" соответствует разная ИС. Возможно, специализация. дифференциация научных дисциплин уходит в прошлое: информационная революция делает сбор эмпирических данных на порядок доступнее, чем сейчас; взаимоотношения некоторых общественных дисциплин могут перейти в плоскость формирования "социальной науки" о прошлом, настоящем, будущем общества.
Заключение
Историческая социология России прошлого позволяет выйти на более глубокие пласты современных проблем. Так. Октябрь 1917 года (казалось бы, какой период нашей истории исследован лучше?) можно считать попыткой большевистских лидеров "забежать" вперед (см. статью А.П. Бутенко в № 6 за 1999 г. нашего журнала) при отсутствии предпосылок социализма. Но "забегание" могло стать и результатом просчета в отношении мировой (европейской) революции, или уже начинавшуюся европейскую революцию (Германия) остановил эффект (среди других факторов опыта социалистической революции в России, оттолкнув пролетариат Европы от по пытки взятия власти.
Революции 1917 г. могли быть также проявлением глубинного фактора российской истории XX века: стремление низов (подавляющего большинства) к выживанию В статье А.В. Посадского "Диалектика общинного и индивидуального на пределе экстенсивного развития" (Социолог. исслед. 2000, № 4) этот мотив показан как доминанта сознания и поведения крестьян Саратовщины (представительной для крестьян Европейской России) после реформы 1861 г. Не был решен продовольственный вопрос [20]. Инстинкт выживания был усилен опытом окопников мировой войны (решающий фактор революций 1917 г.). Война поражала масштабами миллионных жертв. Низы крупных городов также встали перед проблемой выживания - голода (очереди за хлебом - "локус" движения за свержение царизма).
Но 1917 годом этот вопрос не ограничивается. Установку россиян на выживание укрепили: гражданская война (с интервенцией), последствия насильственной коллективизации, репрессии. Великая Отечественная война, послевоенный голод. Сколько написано историками о Великой Отечественной войне? Лишь сейчас складывается консенсус о числе людских потерь в эту войну: 26- 29 млн. (См. статью Л.Л. Рыбаковского в данном номере журнала). Но кто исследовал психологическое воздействие войны, ее последствий, воздействия на социальные слои и группы населения СССР - женщин, детей, фронтовиков, стариков и т.д.? Даже социально-демографический состав этих миллионов погибших пока неизвестен. "Холодная война", угроза ядерной катастрофы, Карибский кризис, противостояние с НАТО, "Афган" и Чечня способствовали поддержанию инстинкта выживания (знаменитое: "лишь бы не было войны"). Выживание как доминанта истории России в XX веке. запечатленная в менталитете, и сейчас удивляет аналитиков. Способность россиян не роптать в годы "реформ", их социальный оптимизм, традиция веры в "лучшее завтра" подчеркнуты в статье С.Ф. Гребениченко "Куда и почему идет Россия?" (Социол. исслед. 1999, № 7. С. 35).
Как фактор перехода на путь "устойчивого развития" такой менталитет, можно утверждать, содержит элементы будущего и России, и регионов, где выживание или давнее прошлое (Европа, Северная Америка, Япония, Австралия, Новая Зеландия) или обычная повседневность. Стремление к выживанию, можно утверждать, сродни солидарности. Оно уходит в первобытное (примордиалистское) сознание (даже подсознание) людей. Это обстоятельство, заметим, указывает на близость социологии к "метафизике" бытия, в том смысле, о котором писал в нашем журнале украинский исследователь творчества Ф.М. Достоевского (№ 4 за 2000 год). Социологам многое можно обсуждать в предмете своей дисциплины - "человек живой", его жизнь. Социологическая наука, не раз писал главный редактор журнала "Социологические исследования" Ж.Т. Тощенко (напр., Социол. исслед. 2000, № 2) - это социология жизни. Выделенный мной аспект ИС говорит в пользу такого взгляда на социологическое знание.
Список используемой литературы:
1) История социологии: http://cityref.ru/prosmotr/13211-740.htm
2) Социология: наука об обществе. Под общ. ред. проф. В.П.Андрущенко, проф. Н.И.Горлача.- Х.: 1997.- 687с.
3) Социология: Под ред. проф. В.Н. Лавриненко — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2000. - 407 с.
4)Кравченко А.И. Социология: Учебник. - М.: Логос, 2000. - 382с.
5)Фролов С.С. Социология: Учеб. пособие. - М.: Гардарики, 2000. - 344с.
6) Некрасов А.И. Социология. – Х.: Одиссей, 2007. – 304с.
7) Радугин А.А., Радугин К.А. Социология. – М.:
10-09-2015, 14:46