Жизнь души или размышления о философии В.С.Соловьева

есть в нем, связь, которая сама по себе лежит глубже нашего природного сознания, но и в нем находит себе некоторое выражение, именно в акте непос­редственной уверенности, предшествующей всякому ощущению и всякой рефлексии. На этой онтологической основе становится возможным во­ображать в себе или созерцать идею предмета, отвечающую на воп­рос, что есть этот предмет. "Это существенное воображение предме­та в субъекте основывается на взаимодействии между умопостигаемою сущностью субъекта... и таковою же умопостигаемою сущностью... предмета, выражением чего служит некоторый постоянный образ пред­мета в нашем умственном существе первее всякого умственного впе­чатления и связанного с ним материального познания. В действи­тельное же познание этот образ переходит только под условием ощу­щений, которые его вызывают к проявлению в нашем природном созна­нии".

Наконец, образ предмета, присущий уму познающего субъекта, воплощается или осуществляется в данных его опыта, в его ощущени­ях соответственно их относительным качествам, сообщая предметному образу феноменальное бытие или обнаруживая этот образ актуально в природной сфере. Согласно Соловьеву, без такого воплощения или осуществления идеи в ощущениях, она сама не имела бы никакой действительности в природном сознании человека, оставаясь исклю­чительно в глубине метафизического бытия. "Итак, если истина поз-

нания определяется истиною предмета, истина же предмета состоит,

во-первых, в его действительности и, во-вторых, в его универсаль-

ности, то. рассматривая познание с этой первой точки зрения, то

есть со стороны действительности его предмета, мы нашли, что как

предмет в своей настоящей и полной действительности определяется,

во-первых, как безусловно-сущий; во-вторых, как некоторая неиз­менная и единая сущность или идея и, наконец, в-третьих, как не­которое актуальное бытие или явление, так соответственно и дейс­твительное познание предмета определяется, во-первых, как вера в безусловное существование предмета, во-вторых, как умственное со­зерцание или воображение его сущности или идеи, и наконец, в-третьих, как творческое воплощение или реализация этой идеи в актуальных ощущениях или эмпирических данных нашего природного чувственного сознания. Первое сообщает нам, что предмет есть, второе извещает нас, что он есть, третье показывает, как он явля­ется". Таким образом, внутренняя (мистическая) связь субъекта со всем существующим выражается в тройственном существенном акте ве­ры, воображения и творчества, тогда как внешнее (эмпирическое) отношение субъекта к познаваемому выражается в его чувственном опыте. Другими словами, мистический или божественный элемент как знание о существе вещей осуществляется в природном элементе внеш­него опыта как знания о явлениях, посредством рационального мыш­ления, как знания общих возможных отношений между предметами. В этой связи Соловьев задает себе вопрос, следует ли отсюда, что нужно - это было бы, пожалуй, лучше всего, - просто вернуться на­зад и восстановить сочинение Фомы Аквинского под названием "Summa theologica" или же учение греческих отцов церкви как нормальную и окончательную систему истинного знания, согласно уважительному указанию некоторых русских писателей. Но на поставленный самому себе вопрос Соловьев отвечает, что раз дано мышление и опыт, раз познающий субъект относится ко всему не только мистически, но также рационально и эмпирически, абсолютная истина должна прояв­ляться и в этих отношениях. "Следовательно задача не в то, чтобы восстановить традиционную теологию в ее исключительном значении, а напротив, чтобы... ввести религиозную истину в форму свобод­но-разумного мышления и реализовать ее в данных опытной науки, поставить теологию во внутреннюю связь с философией и наукой, и таким образом организовать всю область истинного знания в полную

систему свободной и научной теософии". Однако "для истинной орга­низации знания необходима организация действительности. А это уже есть задача не познания, как мысли воспринимающей, а мысли сози­дающей или творчества".

В учении В.С.Соловьева идея единства человечества имеет глу­боко религиозный смысл: она содержит в себе идеал целостной жизни в его христианском понимании, - как жизни во Христе. Здесь Со­ловьев продолжает традицию славянофилов и резко критикует атеис­тический нигилизм, столь влиятельный во второй половине прошлого века и подготовивший идейно русскую революцию. Но при этом и со­ловьевская концепция единства человечества не лишена утопизма. Здесь его творчество несет в себе печать эпохи. "Учение Соловь­ева, - пишет автор одного из лучших исследований о Соловьеве

Е.Н.Трубецкой, - зародилось в насыщенной утопиями духовной атмос­фере второй половины прошлого столетия... утопия социального ре­форматорства, утопия национального мессианства, утопия посюсто­роннего преображения вселенной..."

Вера в прогресс составляет предпосылку учения Вл. Соловьева о человечестве как едином организме. Что же такое человечество в его понятии? В своей ранней работе "Философские начала цельного знания" Соловьев рассматривает человечество как единое существо - субъект исторического развития. "Субъектом развития является здесь человечество как действительный, хотя и собирательный орга­низм. Обыкновенно, когда говорят о человечестве как о едином су­ществе или организме, то видят в этом едва ли более, чем метафору или же простой абстракт; значение действительного единичного су­щества или индивида приписывается только каждому отдельному чело­веку. Но это совершенно неосновательно. Дело в том, что всякое существо и всякий организм имеет необходимо собирательный харак­тер, и разница только в степени; безусловно же простого организ­ма, очевидно, быть не может... Как собирательный характер челове­ческого организма не препятствует человеку быть действительным индивидуальным существом, так и собирательный характер всего че­ловечества не препятствует ему быть столь же действительным инди­видуальным существом. И в этом смысле мы признаем человечество как настоящий органический субъект исторического развития". В ос­нове такого подхода лежит убеждение философа в реальности всеоб­щего.

Как и в немецком идеализме, общекосмический процесс перехо­дит у Соловьева в исторический: "Космический процесс оканчивается рождением натурального человека, а за ним следует исторический процесс, подготовляющий рождение человека духовного". С той же необходимостью, с какой природно-космический процесс рождает фи­зического человека, исторический процесс рождает физического че­ловека, исторический процесс должен завершиться становлением че­ловека духовного; так преломляется у русского философа идея прог­ресса в ее фихтеански-гегельянском варианте. Свободное решение, свободный выбор и деятельность отдельного индивида здесь, в сущ­ности, большой роли не играют. Исторический процесс сам по себе, с внутренней непреложностью, ведет к торжеству добра.

В одной из самых поздних своих работ, в докладе, прочитанном на собрании Петербургского философского общества по поводу сто­летнего юбилея Огюста Конта (1898), Вл. Соловьев специально обра­щается к теме человечества. Однако тезис о неделимости челове­чества требует признать, что отдельно взятый человек не есть неч­то субстанциальное, есть не действительность, а только возмож­ность, которая для своего превращения в действительность требует другого - государства, нации и т.д. С точки зрения Сольвьева, это другое, высшее, не может быть единством государственным или наци­ональным, ибо "нация в своей наличной эмпирической действитель­ности есть нечто само по себе условное"; "она хотя всегда могу­щественнее и физически долговечнее отдельного лица, но не всегда достойнее его по внутреннему существу, в смысле духовном...".

Для обоснования тезиса о человечестве как едином живом орга­низме, как о подлинной субстанции, Соловьеву нужно опровергнуть достаточно устойчивое представление о том, что такой субстанцией является отдельный человек, личность, наделенная разумом и сво­бодной волей, способная различать добро и зло и нести ответствен­ность за свои поступки и выбор.

Касаясь вопроса об абсолютности человечества, Соловьев заме­чает: "Основатель "позитивной религии" понимал под человечеством существо, становящееся абсолютным через всеобщий прогресс. И действительно, человечество есть такое существо. Но Канту, как и многим другим мыслителям, не было ясно, что становящееся во вре­мени абсолютное предполагает абсолютное вечносущее... Истинное человечество, как всемирная форма соединения материальной природы

с Божеством... есть по необходимости Бого-человечество и Бого-ма­терия...".

Желая показать, как единичный человек, будучи абстракцией, относится к человечеству, как подлинно реальному бытию, Соловьев проводит интересную аналогию. "Никто не отрицает действительности элементарных терминов геометрии - точки, линии, поверхностной фи­гуры, объема, ...т.е. геометрического тела... Но в каком же смыс­ле мы приписываем действительность этим геометрическим стихиям? При сколько-нибудь отчетливом мышлении ясно, что они существуют не в отдельности своей, а единственно лишь в определенных отноше­ниях друг к другу, что их действительность исчерпывается... этою относительностью, что они собственно и представляют только зак­репленные мыслию простые отношения, отвлеченные от более сложных фактов". Смысл аналогии между человеческим индивидом и геометри­ческим объектом русский философ раскрывает следующим образом: "Нельзя даже представить себе отдельно существующую геометричес­кую точку, ибо, будучи по определению лишена всякой протяженнос­ти, равняясь нулю пространства, она не имеет в себе ничего тако­го, что бы обособляло ее или отделяло от окружающей среды... Итак, точки, или элементы нулевого измерения, существуют не сами по себе или отдельно взятые, а только в линиях и через линии".

Хотя аналогия между точкой и живым организмом, а тем более наделенным разумом и самосознанием существом сама по себе доволь­но рискованна, однако известное основание для такой аналогии есть: как точка в геометрии, так и человек есть нечто неделимое. Тут кроется очень непростая проблема - не только проблема единич­ного и общего, но и проблема целого и части. В.С.Соловьев со всей решительностью утверждает: "Целое первее своих частей и предпола­гается ими". И в такой общей форме с этим трудно не согласиться. В самом деле, любой живой организм - как простейший, так и самый сложный, - первее своих органов и не составлялся из них чисто ме­ханически, как куча кирпича из отдельных кирпичей. Но рассуждение Соловьева, конкретизирующее этот бесспорный тезис, далеко не так бесспорно: "Это великая истина, очевидная в геометрии, сохраняет свою силу и в социологии. Соответствие здесь полное. Социологи­ческая точка - единичное лицо, линия - семейство, площадь - на­род, трехмерная фигура или геометрическое тело - раса, но вполне действительное, физическое тело - только человечество. Нельзя от-

рицать действительность отдельных частей, но лишь в связи с их

целым, - отдельно взятые они лишь абстракции". Спору нет, человек

всегда живет в обществе, способ его физического существования,

характер удовлетворения потребностей, формы общежития и особен­ности духовного мира формируется совместной деятельностью и обще­нием людей. "Тело не слагается из точек, линий, фигур,а уже пред­лагается ими, - пишет Соловьев, - человечество не слагается из лиц, семей, народов, а предполагается ими".

Философ видит в человечестве в буквальном смысле индивидуум, субстанцию, единое живое существо, более того - личность, точнее, высшую из личностей, или Сверх-Личность. "Ясно, что речь идет не о понятии, а о существе, совершенно действенном, и если не совсем личном, в смысле эмпирической человеческой особы, то еще менее безличном. Чтобы сказать одним словом, это существо - сверхлич­ное, а лучше сказать это двумя словами: Великое Существо не есть олицетворенный принцип, а Принципиальное Лицо, или Лицо-Принцип, не олицетворенная идея, а Лицо-Идея".

В своем учении о человечестве как едином индивидууме В.С.Со­ловьев возвращается к своему раннему увлечению - пантеистическому учению Спинозы, которое стоит у истоков его философии всеединс­тва". Единая, вечная и бессмертная субстанция - это, по Соловь­еву, не человек, а человечество.

Русский философ оказался перед дилеммой, которую хорошо сформулировал английский религиозный писатель К.С.Льюис: "Если человек живет только семьдесят лет, тогда государство, или нация, или цивилизация, которые могут просуществовать тысячу лет, - бе­зусловно представляют большую ценность, чем индивидуум. Но если право христианство, то индивидуум - не только, а несравненно важ­нее, потому что он, человек, вечен, и жизнь государства или циви­лизации - лишь мгновенье по сравнению с его жизнью". Приведем еще одно рассуждение в том же духе, принадлежащее на сей раз перу русского мыслителя. "Отдельная личность может достигнуть разреше­ния своей задачи, реального осуществления своего назначения, по­тому что она бессмертна, и потому что ей преподано ... разрешение свыше, независимо от времени, места или племени, но это осущест­вление лежит за пределами этого мира. Для коллективного же и все-таки конечного существа - человечества - нет другого назначе­ния, другой задачи, кроме разновременного и разноместного (т.е.

разноплеменного) выражения разнообразных сторон и направлений

жизненной деятельности, лежащих в его идее...". Эти слова принад­лежат современнику В.С.Соловьеву Н.Я.Данилевскому.

Именно потому, что человек укоренен в трансцендентном, он по своей ценности выше всякого имманентного образования. В этом - истина христианского персонализма и его непреходящее значение. Та ценность личности, на которой стоит и вместе с которой падает ев­ропейское сознание неотъемлемых прав человека, уходит своими кор­нями в убеждение, что существует бессмертная человеческая душа, составляющая субстанцию каждого единичного человека. И, напротив, отрицание этой субстанции, создание мифологемы человечества как развивающегося имманентного Бога, в котором, как в Боге-Природе Спинозы, нет места для свободы и самоопределения личности, порож­дает условие для утопий, которыми так богат наш век.

В самом деле, как мы могли убедиться на собственном опыте, в утопических идеологиях и движениях человек приносится в жертву некоторой отвлеченной конструкции, нередко именуемой человечест­вом отдельная личность, ее судьба, страдания и боль теряют всякое значение перед лицом "прогрессивного развития" человечества в це­лом, которое превращается в иллюзорный масштаб оценки всех явле­ний и событий. К сожалению, этого рода утопическому сознанию от­дал дань и замечательный русский философ В.С.Соловьев. И лишь в последнем своем произведении, в "Трех разговорах", он, разочаро­вавшись в своей утопии, намечает контуры иного подхода к истории. Но этим новым замыслам уже не суждено было осуществиться из-за преждевременной смерти мыслителя.

Личность Вл. Соловьева - большая, глубокая, широкая, даже величественная, хотя в то же время до чрезвычайности сложная и запутанная. Но во всей этой сложности была одна особенность - не­угомонное стремление бороться с нелепостями и язвами окружающей жизни. Однако из этого вечного недовольства окружающим и их этого постоянного страстного стремления преодолевать несовершенства ок­ружающей жизни сама собой вытекает еще одна идея, которую можно с полным правом считать для Вл. Соловьева окончательной, итоговой и заключительной. Это то, что можно назвать философией конца. В те­чение всей своей жизни он только и знал, что наблюдал конец (это видно из его диссертационных работ).

Можно, конечно, не верить в Бога, и в его откровение, так

же, как можно не верить во внешний мир и в его воздействие на ор­ганы чувств человека. По Соловьеву, ответ на вопрос, какое из этих двух неверий легче, зависит от характера и душевных склон­ностей того или другого мышления. Но если он отвергает Бога и откровение сверхприродной и сверхчеловеческой действительности, тогда ему следует воздержаться от собственных метафизических построений. Во всяком случае, очевидно, что от положительного ре­шения метафизического вопроса - достаточно здесь напомнить о констатации Соловьева, согласно которой материализм может быть назван бессознательной метафизикой эмпиризма, - зависит оконча­тельное значение всех других вопросов, не только биологического но и духовного, и социального. Если это выразить в одном предло­жении, жизнь души, отдельная от своего безусловного содержания и окончательных целей, лишается всякого смысла!

Как бы то ни было, но не обратить внимание на то, что филосо­фия Вл. Соловьева насквозь проникнута религиозной убежденностью и глубокой верой в Бога, который, согласно первому посланию Иоанна есть любовь, и не хотеть знать, что духовный ответ на эту божест­венную любовь оказывается мотивом, побуждением и движущей силой всего мышления Соловьева, совершенно невозможно. Ныне, когда над человечеством нависла угроза самоуничтожения, необходимо преодо­леть ценностный релятивизм и вернуться к традиционному пониманию добра как единого для всех абсолюта. И сегодня является не только законным, но и неотложным востребовать и допустить обсуждение вопроса, что такое этот абсолют, точнее: кто есть этот абсолют и в чем, следовательно, состоит идея наивысшего добра или блага в традиционном понимании.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

За столь короткий жизненный период В.С.Соловьев успел лишь наметить самые общие контуры своей теоретической филосифии, но по указанному пути пошла практически вся последующая философия Бого­познания.

Философия цельного знания, которую стремился создать В.С.Со­ловьев, исходит из признания необходимости развития как науки, так и философии, и теологии. Он доказывает, что при правильном взгляде они не противоречат друг другу, а взаимодополняют, давая необходимую материальную основу знанию, сообщая ему идеальную форму, получая абсолютное содержание и верховную цель. Выступая за развитие научного знания и искренне стремясь к развитию науки в России, философ все же считал, что она никогда не приведет че­ловека к пониманию смысла Вселенной.

На мой взгляд нельзя однозначно согласиться с утверждением Вл. Соловьева , что источником высших истин является религия, Бо­жественное откровение. Но и не стоит отвергать то, что любая по­пытка человеческого разума построить систему, отвергающую "Бо­жественное начало", неосуществима. В отличии от философа, я не могу отдать предпочтение религиозным началам перед чисто научным знанием и считаю, что полное "постижение Божества" и "религиозных истин" уяснить разумом невозможно. Однако как и В.С.Соловьев сим­патизирую "разумной вере", а не "слепым религиозным поклонениям".

Стремление В.С.Соловьева сгладить противоречия между верой и знанием, между религией и наукой делают его взгляды весьма сво­еобразными. После проведенного анализа можно с уверенностью ут­верждать, что в основании его мысли лежит религиозно-нравственное начало. Сводя воедино знание и веру, с одной стороны, и науку, философию и религию, с другой, В.С.Соловьев открыл пути к понима­нию человека, не только как существа "познающего", но и как су­щества "хотящего", наделенного верой, способностью к целеполага­нию и свободе действовать.

Поставленные на исходе XIX в. проблемы снова встали перед Россией


11-09-2015, 00:25