Непременным признаком жизни, ее характерной особенностью является способность чувствовать, ощущать, эмоционально переживать – в конце концов раздражимость как свойство живого есть следствие этой способности. Высшая стадия чувствования – глубокий эмоциональный мир, внутренняя часть нашей жизни вообще; разумная жизнь соответствует этой высшей стадии. Можно сказать, что разумная жизнь – сливки жизни. Но так как об обществе не судят по сливкам общества (вернее, судят, но до определенной степени, ибо такое суждение не претендует на полноту), так и о жизни в целом нежелательно судить, основываясь лишь на сливках жизни. Для человека разумная (в значении осознанная, сознательная) жизнь является преобладающей, она, так сказать, занимает основной объем в структуре его внутреннего мира, психики; у животных разумная часть неизмеримо меньше, можно сказать, что объем ее резко уменьшается, но не исчезает совсем – современная психология не отрицает у высших животных т.н. аналитические навыки. Почему не считать, воспользовавшись подсказкой Циолковского, что для простейших эта разумная часть уменьшается в миллион, биллион, триллион раз – если они могут, пусть и слабо, чувствовать, то почему высшая часть их чувствования не может быть уподоблена каким–то примитивным зачаткам аналитического – пусть не мышления, но, по крайней мере, поведения? Аналитический подход предполагает выбор действия, причем выбор в той или иной степени осмысленный; но ведь и простейшие иногда стоят перед категорией самого простого, самого примитивного выбора – мы имеем в виду тропизм (способность выбирать ту или иную среду, те или иные условия, связанные с температурным режимом, насыщенностью определенными химическими веществами, освещенностью и т.п., т.е. термотропизм, хемотропизм, фототропизм и др.).
Бурное развитие науки в XIX веке вынудило мыслителей все чаще и чаще обращаться к понятию жизнь и в конце концов напрямую поставить вопрос: "Что есть жизнь?" В то время такие дискуссии нередко оборачивались дискуссиями о происхождении жизни, и через понимание ее пути философы пытались осознать ее сущность.
Дарвинизм способствовал массовому утверждению материалистических воззрений. Материалисты на первых порах относились к жизни очень буквально – по существу они просто описывали явление жизни точно, подробно, как бы со стороны, намеренно не проникая в глубь (т.н. феноменология). Классикой – по крайней мере, в СССР – стало определение жизни, данное Энгельсом: "Жизнь есть способ существования белковых тел, и этот способ существования состоит по своему существу в постоянном самообновлении химических составных частей этих тел" (Философский энциклопедический словарь. – М., "Советская энциклопедия", 1989, с.192). Чуть позднее это определение было расширено и дополнено, с учетом дальнейшего развития науки, но от этого оно не стало менее феноменологическим: "Живые тела, существующие на Земле, представляют собой открытые, саморегулирующиеся и самовоспроизводящиеся системы, построенные из биополимеров – белков и нуклеиновых кислот" (определение М.В.Волькенштейна, учебник биологии).
Диалектический материализм, пытаясь осмыслить не только внешнюю сторону жизни, но и глубинную, внутреннюю, определил жизнь как "одну из высших форм движения, закономерно возникшую в процессе развития материи" (Философская энциклопедия в трех томах. – М., 1962, с.130). Такой прием, на наш взгляд, заключал в себе определенное лукавство, поскольку "что есть жизнь?" из этого определения так и остается невыясненным, зато появляется возможным перевести речь с собственно жизни на движение и в дальнейшем рассматривать именно движение: от его низших форм до высших.
Метафизический материализм поступал проще и, на наш взгляд, вульгарнее: он просто отрицал качественное различие между живой и неживой материей, совершенно буквально описывая материю как таковую и высмеивая всякие упоминания о некой "жизненной силе", якобы присущей одушевленной материи.
Всякое действие рождает противодействие, равное ему по силе и противоположно направленное – таков закон материи и, как мы думаем, бытия. Если материализм активно начал рассматривать категорию жизнь, то соответственно, оппонируя ему, активизировался идеализм. Тогда же, в XIX столетии, против теории эволюции выступили сторонники создания мира и жизни в неизменном, готовом виде, т.н. креационисты (от creation, т.е. "создание"). А вот виталисты (от vita – "жизнь") не всегда спорили с теорией эволюции и порой даже поддерживали ее, но делали это односторонне, непоследовательно. В основе их взглядов лежала идея нематериальности жизни, жизнь, по их мнению, есть результат одушевления материи "жизненной силой". Живое отличается от неживого присутствием в живом особого нематериального принципа. Ведь живое самостоятельно передвигается, производит какие-то осмысленные действия, делает выбор, пусть и не всегда добровольный, в то время, как косная (неживая) материя к этому в принципе не способна. В основе учения виталистов, как и многих других идеалистов, лежала мысль Аристотеля об одушевляющем начале, заложенном в самих живых существах и движущем их развитие в силу того, что оно является их внутренней целью.
Жизнь для виталистов существовала во вселенной вечно наравне с косной материей, т.е. они как бы противопоставляли бесконечность живого и неживого. Здесь их взгляды перекликались со взглядами древних восточных мыслителей – см. уже упоминавшиеся в тексте ссылки на даосизм, индуизм, джайнизм.
Помимо материалистической и идеалистической концепций жизни надо различать и совершенно иной, так сказать, структурный подход, как бы не по вертикали, а по горизонтали. Речь идет о рационализме и соответственно рационалистических взглядах на жизнь и иррационализме.
Рационализм – как ранний, идеалистический (Ньютон, Лаплас, Ламарк и др.), так и более поздний, материалистический, считает, что окружающий мир является родственным человеку, природа и сферы общественной жизни рациональны и познаваемы. Рационализм оперирует определенными идеалами, в основе которых – восторг перед растущим знанием человека, приоритет социально–исторической активности людей. Но тот факт, что объективное движение мирового процесса не гарантировало коренное изменение природы человека (постепенный переход от безличного к личностному не всегда ощущался мыслителями прошлого), технический прогресс отнюдь не улучшал, по мнению многих, внутреннюю жизнь большинства масс, – вел к социальному пессимизму, скептицизму и неверию в конструктивно–созидательные силы общества. В результате на свет появился иррационализм.
Иррационализм отрицает упорядоченное, законообразное устройство мира, а основание бытия, по его мнению, – неразумно. Жизнь воспринималась иррационалистами как нечто бессмысленное, непоследовательное, алогичное (иррациональное), одним словом, как случайность, хаос. Отсюда: основную задачу философии иррационалисты видели не в познании якобы несуществующих законов мира, а в определении форм и норм построения субъективного, внутреннего мира личности, выработке эмоционально-нравственных установок, служащих для ориентировки человека в межличностных ситуациях. На смену субъектно-объектным отношениям пришли субъектно-субъектные. Одним словом, отношения между людьми становились у иррационалистов приоритетными, и за их пределами не было ничего.
Упор иррационалисты сделали на субъективно-психологические, подсознательные формы человеческого познания. Они попросту отвергли способность понятийного (логического) мышления адекватно отражать действительность и сделали основой всего интуицию, чувственное восприятие, своего рода осенение, которое, может быть, и не логично, зато, по мнению иррационалистов, верно.
Т.о., был сделан шаг назад в философском осмыслении жизни как высшего – а по иррационалистам, бессмысленного – состояния сущего.
На рубеже XIX и ХХ вв. появилась целая философия жизни, которая, вопреки названию, была весьма мрачной по своей сути, если, конечно, под жизнью понимать нечто светлое, тянущееся ввысь. Философия жизни выступала за очищение жизни от рассудочных, политических, экономических и других подходов. Г.Зиммель считал, что действительность – это то, что содержится в самом опыте жизни. "Жизненный опыт" и выступает предметом познания, он иррационален. Жизнь есть процесс творческого становления, он, естественно, постигается интуитивно и индивидуально. В.Дильтей пытался понять жизнь, исходя из нее самой, причем жизнь для него – индивидуальный способ бытия человека, культурно-исторический процесс; понимание собственного внутреннего мира (результат этого социального, культурного процесса) индивидуально для каждого и достигается с помощью самонаблюдения.
Т.о., Зиммель, Дильтей и некоторые другие авторы, например, Ортега-и-Гассет, особое внимание уделяли индивидуальным формам реализации жизни. Жизнь для них была не всеобщее, но индивидуальное. Но они, по крайней мере, основывались на культуре.
Ф.Ницше создал, на наш взгляд, самую мрачную трактовку понятия жизнь. Он развивал концепцию "воли к власти" на основе "воли к жизни" (если под волей понимать непреодолимое желание, стремление к чему-либо и настойчивость в реализации этого желания, или стремления). Жизнь, по Ницше, для своего сохранения стремится к максимуму чувства власти. Воля к власти – критерий всех поступков. Хорошо то, что способствует власти (и соответственно ницшеанскому пониманию жизни), укрепляет ее. Плохо то, что вытекает из слабости. Преобладание интеллекта отвлекает и парализует волю, следовательно, интеллект мешает жизнеутверждению… Воля к власти (и жизни) – основа права сильного, по настоящему сильного, т.е. сверхчеловека. Здесь, как ни странно, чувствуются отголоски мысли, носившейся в XIX в. в воздухе, о борьбе за выживание между обществами (Г.Спенсер, социальный дарвинизм), т.е., в определенном смысле, идеи Ницше не очень идеологически противоречили теории эволюции, как ее понимали сто лет назад.
Ницше в своем учении делал вывод о том, что жизнь есть безусловная ценность, но он же далее утверждал, что существует природное неравенство людей, обусловленное различием их жизненных сил (и уровнем воли к власти). Ницше по существу с презрением относился к слабым, женщинам, евреям, считал мораль, в частности "христианско-иудейскую", вымыслом рабов… Хотя философию Ницше и относят к философии жизни, очень не хотелось бы воспринимать ее в контексте именно жизни. Как писал в середине ХХ века австрийский психиатр В.Франкль, переживший ужасы концлагерей: "Я абсолютно убежден, что газовые камеры Освенцима, Треблинки и Майданека были подготовлены в конечном счете не в том или ином министерстве в Берлине, но скорее за столами и в аудиториях нигилистических ученых и философов".
Так философский вопрос о жизни превращается в вопрос жизни и смерти.
К чести философии, надо сказать, что не все мыслители, даже иррационалисты, воспринимали жизнь в столь мрачном аспекте. А.Бергсон, один из немногих философов на Земле, удостоившийся Нобелевской премии, очень много размышлял о проблемах жизни. Бергсон опирался на естествознание. Центральное понятие в его книгах – некий метафизически–космический процесс, "жизненный порыв" (elan vital), своего рода могучий поток творческого формирования, возникающий вновь и вновь: по мере ослабления этого потока жизнь должна распасться, превратиться в материю, которая характеризуется автором как неодушевленная масса, вещество. Носителем elan vital является человек. Способность к творчеству у него врожденная, она иррациональна по своей природе, и в основе всего лежит интуиция, высшее чувственное осознание. Жизнь, по Бергсону, – это непрерывный процесс творческого становления, следствие elan vital, бесконечно возникающая, если не ослабевает то, что творит человек. Человек – его внутреннее и великое "Я" – является у Бергсона по существу носителем жизни как таковой; за это Бергсон и получил в 1925 г. Нобелевскую премию. В дальнейшем, в годы второй мировой войны, жизнеутверждающее, чувственное учение Бергсона, отрицающее "мертвую" логику и закостенелую последовательность, было воспринято многими деятелями французского сопротивления, в частности Ш. де Голлем, который сделал его своей жизненной позицией.
Анализируя весь процесс развития человеческого общества и соответственно изменения отношения человека к понятию жизнь, мы можем уловить некоторую закономерность: от изначально простого, религиозного отношения к жизни (не жизнь – не смерть, жизнь как иллюзия, жизнь как форма воплощения смерти) к XIX–ХХ вв. мыслители постепенно перешли к усложненному, двойственному, противоречивому взгляду на проблему, при котором по сути дела сложилось противостояние категорий жизнь и смерть: часть мыслителей приоритет отдавали жизни, причем в биологической ее трактовке, а часть – так сказать, смерти (в философском понимании слова) либо иллюзорному восприятию жизни, с переносом акцента на духовность, а не на физическую сущность жизни как таковой. "Соседствовали" также рациональное и иррациональное, а также – если смотреть под другим углом – активное и пассивное, что также свидетельствовало о растущем усложнении восприятия действительности человеком. "Разнствованием по вертикали и горизонтали" называл такой подход Д.Андреев.
В ХХ веке проблема жизни непрерывно освещалась большим числом авторов, нередко весьма далеких от философии. Жизни уделяли внимание биологи и генетики, геологи и геохимики (В.И.Вернадский), и даже физики; во всяком случае, известны статьи и книги, рассматривающие категорию жизнь, написанные создателями квантовой механики В.Гейзенбергом и Э.Шредингером (Э.Шредингер. "Что такое жизнь с точки зрения физики?"), а также специалистом в области термодинамики химических систем И.Пригожиным (И.Пригожин, И.Стенгерс. "Порядок из хаоса"). Ученые воспринимали жизнь весьма конкретно, во всем ее многообразии, не особенно вдаваясь в детали "жизненной силы" и "одушевленности материи", но расходились во взглядах на причинно–следственную связь, благодаря которой жизнь появилась на свете. Так, Вернадский – страстный материалист, рассматривавший совокупность живых организмов как "живое вещество", лишенное, впрочем, какой–либо внутренней идеалистической сущности, – стоял на позициях неовиталистов ("живое из живого!", косная материя не эволюционирует!) и при этом видел развитие жизни как результат строгого детерминизма, т.е. причинно–следственной взаимосвязи. Жизнь, по его мнению, была занесена на Землю из космоса (обмен веществом с космосом в виде атомов, молекул, спор Владимир Иванович называл дыханием Земли), но, будучи занесенной, она развивалась согласно строгим законам и в определенном направлении. "Жизнь есть космическое явление, в чем–то резко отличное от косной материи", "Жизнь есть такая же часть космоса, как материя и энергия", – писал Вернадский (Л.Гумилевский. "Вернадский" из серии ЖЗЛ. – М., "Молодая гвардия", 1961, с.292, 102). И еще: "Твари Земли являются созданием сложного космического процесса, необходимой и закономерной частью стройного космического механизма, в котором, как мы знаем, нет случайности" (там же, с.152). "Эволюция живого вещества идет в определенном направлении… Это явление было названо Даном "цефализацией", а Ле Контом "психозойской эрой"… В ходе геологического времени, говоря современным языком, то есть на протяжении двух миллиардов лет по крайней мере, а наверное, много больше, наблюдается (скачками) усовершенствование – рост – центральной нервной системы (мозга)… Раз достигнутый уровень мозга (центральной нервной системы) в достигнутой эволюции не идет уже вспять, только вперед" (там же, с.293-294).
Т.о., жизнь, попадая из космоса на Землю, по Вернадскому, тут же начинает эволюционировать и развиваться вверх по уровням, пока ни станет разумной. Причем сам "Homo sapiens не есть завершение создания. Он служит промежуточным звеном в цепи существ, которые имеют прошлое и, несомненно, будут иметь будущее". Здесь уже чувствуется своего рода вызов выводам Бергсона, воспевавшего человека как венец творения, причем венец, который подчиняется не закономерностями развития, а чувственному, иррациональному порыву внутренней, имманентно присущей ему силы.
Вообще вся русская философская мысль всегда тяготела к чему-то абсолютному, закономерному (причем часто укладывающемуся в рамки единого закона), имеющему начало и конец и подчиняющемуся достаточно строгой причинно-следственной взаимосвязи – это характерно как для большинства идеалистов (религиозные философы рубежа XIX–ХХ вв.), так и для материалистов (В.И.Вернадский). В этом, на наш взгляд, сказывается присущая русскому научному и общественному мышлению синтетичность. Хотя, с другой стороны, это можно трактовать и так, что уровень развития России как сложной социальной системы еще не достиг того порога, за которым приоритет отдается дифференцированию, анализу – в данном случае глобальному анализу как состоянию развития общественной мысли вообще, с философской точки зрения. Во всяком случае, такое мнение высказывает один из авторов данной статьи в своей работе "Философия единства" (О.Бондаренко. “Философия единства”, в четырех книгах. – Бишкек, 2001 г.). В отличие от России, на Западе ученые и мыслители со временем (последние два века) предпочитали использовать в большей степени аналитический, а не синтетический, подход. И это вело к постоянному усложнению их моделей, росту структурного многообразия, которое часто имело следствием рассеивание изначально единой идеи. Т.е. западная мысль стала постепенно больше ориентироваться не на абсолютное, а на относительное (одно относительно другого). Отсюда – неосознанное стремление видеть во всем бесконечную множественность законов, следствий, правил и присущих им исключений, вплоть до "особой любви" к статистическим, т.е. формально необязательным, в некотором роде даже случайным законам (законам случая). Это подразумевало как бы естественное нарушение причинно-следственной взаимосвязи (индетерминизм), приоритет неопределенности, спонтанности, непредсказуемости. В таком взгляде на мир кроется, на наш взгляд, идеологическая основа экзистенциализма и синергетики.
(В данной работе также прослеживается уровневая цепочка: абсолютное – относительное – абсолютное-штрих либо начальный синтез – анализ – синтез следующего порядка, или синтез-штрих, наконец, детерминизм (простой, механический) – индетерминизм – детерминизм-штрих, т.е. усложненный детерминизм более высокого уровня; по нашему мнению, западная мысль с присущем ей вечным противостоянием кого-то кому-то, чего-то чему-то достигла среднего звена этой цепочки).
Модный в настоящее время на Западе синергетический подход был сформулирован в работах Хакена, Пригожина – последний, несмотря на фамилию, является бельгийцем. Строго говоря, позиция синергетики прямо противоположна позиции Вернадского – своего рода отрицание отрицания; другое дело, что на этом обычно стараются не акцентировать внимание. Если восточные, и русские в частности, мыслители видели во всем нечто единое, универсальное (тот же Вернадский писал: "Одни и те же законы господствуют как в великих небесных светилах
10-09-2015, 22:42