Можно с уверенностью сказать, что для горных наук Гумбольдт существенно расширил знания об Урале. Отчёт о путешествии, который составил минералог Густав Розе, описывает осмотр отдельных горных предприятий и шахт, называет найденные там горные породы и минералы и не пропускает также тот факт, что Гумбольдт и сопровождающие его в большом количестве собирали минералы. Особый интерес Царского двора относился к месторождениям алмазов на Урале. Было ли обращено внимание Гумбольдта уже при подготовке его путешествия на старания Канкрина, который организовал поиски алмазов на Урале по образцу Бразилии, неизвестно. Несомненно, из Санкт-Петербурга Гумбольдт имел контакт с Вильгельмом Людвигом фон Эшвеге, благодаря которому были открыты бразильские месторождения [4, с. 54]. При переписке в центре внимания, вероятно, стоял вопрос об аналогии между залеганием пластов в Бразилии и на Урале, поскольку собирались проводить подобные целенаправленные поиски.
В пермской губернии (западные предгорья Урала) Гумбольдт обратил внимание на особый вид отложений, которые ранее не были описаны. Геолог Родерик Импи Мурчисон дал им в 1840 году обозначение «Пермь» по „locus typicus" (месту первоначального обнаружения – прим. пер.) и тем самым дал название одному периоду в стратиграфии. У Гумбольдта находим ещё более старое стратиграфическое деление – Карбон, «красный лежень» („Rotliegendes") и цехштейн (Zechstein) (в русской традиционной геологической терминологии – «Нижняя Пермь» – прим. пер.) – под именем «нижний триас» [19, Т. I, с. 200].
В заключение ещё одна оценка Гумбольдта в ходе путешествия:
«Сибирское путешествие не такое замечательное, как южноамериканское, но есть ощущение чего-то полезного и большого пройденного пути» [21, с. 186].
Дальнейшее влияние Гумбольдта на русскую духовную и научную историю
Благодаря своему положению Гумбольдт пользовался в России большим авторитетом как учёный и завязал или углубил во время своего путешествия важные контакты [Perepiska 28, с. 19 сл.]. Его значение для развития науки в Российской империи и позже в Советском Союзе проистекало, однако, в большей степени от восприятия его методики наблюдения природы и его трудов – особенно Космоса – и от письменных или личных контактов по другим поводам.
Во время его краткого пребывания в университете Тарту, который тогда принадлежал Российской империи, но был создан немцами и развился в центр геолого-географических исследований в Российской империи, были углублены контакты с учёными: Розе отмечает, что Гумбольдт встретился со знаменитым астрономом Струве, который позже основал Пулковскую обсерваторию возле Санкт-Петербурга, с минералогом фон Энгельгардтом, который объездил в 1826 г. Урал и выразил предположение, что там должны бы находиться алмазы, с ботаниками Карлом Христианом Ледебуром и Фридрихом Парротом (Иоганн Якоб Фридрих Вильгельм фон Паррот, в России - Иван Егорович Паррот – прим. пер.), сыном физика Георга Фридриха Паррота, который со своей стороны смог провести кажущееся возможным для Гумбольдта путешествие на Арарат [30, Т. I, с. 17 сл.]. Этот список, пожалуй, неполный, но отражает тесный круг, который объединяет, прежде всего, учеников названных профессоров, которые сопровождали Гумбольдта на некоторых этапах путешествия или готовы были помочь.
Между 1804 и 1850 гг. Гумбольдт вёл интенсивную переписку с третью преподавателей физико-математического факультета Дерптского университета того времени, который относился к ведущим высшим учебным заведениям страны [15, с. 152]. В 1827 г. Гумбольдту была присуждена степень почётного доктора Дерптского университета. Благодаря личному присутствию и углублению отношений, в 1840-е годы Гумбольдт получает многочисленные приглашения и участвует в мероприятиях Дерптского университета [15; 9, с. 62)].
В последующие годы Гумбольдт многократно содействовал в получении финансовых средств от Прусского министерства культуры для путешествий немецких учёных в различные части Российской империи, например, для путешествия биолога Карла Коха и ориенталиста Георга Розена в 1843/44 гг. [9, с. 99сл., с. 107 сл.]
От Гумбольдта шла далее почти прямая линия к истории русской географии, которая обнаруживает некоторые параллели с немецкой историей географии и тем самым документально подтверждает возросшее международное значение русской науки XIX, начала XX века. Сам Гумбольдт имел глубокое уважение к географии в России, которую он в преклонном возрасте – 87 лет – «[отметил] как страну, где географией занимаются с высшим усердием» [15, с. 151]. При этом данное замечание следует понимать явно не только в национальном смысле, ибо в Дерпте Гумбольдт встретил коллег, которые в Российской империи преподавали на немецком языке. Но это мнение подтверждается также тем, что он увидел в Санкт-Петербурге, Москве и Казани.
На отношение к географии указал многолетний директор Института географии Академии наук в Москве (ИГРАН) И.П. Герасимов (Герасимов называет прежде всего Семёнова-Тян-Шанского, Анучина и Обручева [13]); заодно он подчеркнул конгениальность русского почвоведа В.В. Докучаева (1846-1903), которому почвоведение обязано, прежде всего, принципом зональности зависящей от климата типологией почв и до сегодняшнего времени используемыми названиями зон в европейской России от тундры через тайгу до пустынь, сформулированными в 1898 г. [14]. К Докучаеву восходит опять-таки обобщающий труд Льва Берга – ведущего русского географа первой половины XX столетия (1876-1950). Принадлежащим этой традиции почвоведчески обоснованной физической географии вновь таки видело себя поколение после И.П. Герасимова (1905-1985) [Иннокентий Петрович Герасимов. 1905-1985 / отв. ред. А.Л. Яншин. – М. : Наука, 1995]. Из этого становится ясно, что по крайней мере физическая география в России и далее в Советском Союзе получила важные импульсы от контактов с Гумбольдтом. С русской точки зрения кроме того признаётся, что Гумбольдт посетил до сих пор относительно неизученные районы и тем самым собрал и предоставил первоначальные знания о среднем Урале, Западной Сибири, Алтае и Каспийских степях [13, с. 13.].
В этой связи могут быть названы следующие исследователи: П.П. Семёнов-Тян-Ша?нский, получивший за свои основополагающие открытия и центрально-азиатском высокогорном районе дворянский титул, встречался в 1853 году в Берлине с Гумбольдтом и не в последнюю очередь под его влиянием стал «вулканистом». Он также явно получил важные импульсы для своих более поздних путешествий в Среднюю и Центральную Азию (Мурзаев цитирует статью Семёнова-Тян-Шанского “ О вулканических явлениях внутренней Азии”, в которой представлена ещё вулканическая теория [26, с. 53]). Его сын Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский (1870-1942) стал выдающимся географом России [26; 29].
В своё время Гумбольдт считался универсально образованным, и призыв быть таким опережал его в его путешествии, так что он во всех ситуациях производил хорошее впечатление. Поэтому импульсы для других наук простирались далеко за пределы географии: несомненно, в геологию и минералогию, а также в ботанику и почвоведение. Очевидно, что некоторые ученые гордятся тем, что видят сами себя последователями Гумбольдта.
Результаты для целевого региона
Путешествие Гумбольдта не имело непосредственного влияния на Урал, сибирско-казахстанские степи, Алтай, волжские и каспийские земли. Продолжение деятельности горнодобывающей промышленности зависело не от его результатов, а уже до того находилось в сфере интересов Царей. Правда, Канкрин уже во время пребывания Гумбольдта в Санкт-Петербурге обращался к ученому по поводу большого расходования леса и обдумывал возможности снизить интенсивность его использования, чтобы положить конец уничтожению леса [7, с. 46]. То, что лес эксплуатируется слишком интенсивно, вполне подтвердил Гумбольдт, однако в отчёте о путешествии Розе упомянул не явно; поэтому следует допустить, что критический анализ горных предприятий получился такой, как это допускал официальный отчёт [7, с. 79]. Горные регионы Колывань, Змеиногорск, Бахтарма, Усть-Каменогорск, среди прочих, возникли уже в XVIII веке. В 1728 г. был открыт первый медеплавильный завод, в 1736 г. медный рудник Змеиногорска, в котором можно было добывать золото и серебро. Об изменениях после посещения Гумбольдтом ничего неизвестно.
Русская финансовая политика также не переориентировалась. Гумбольдт очень сильно дистанцировался от идеи платиновой валюты, и Канкрин не смог её ввести. Поскольку Гумбольдт в процессе путешествия должен был выполнять поручение, к которому он относился скептически, ибо он считал платиновую валюту неподходящей, вряд ли есть оригинальные публикации об отдельных результатах. Даже итоговое общее представление путешествия Гумбольдт предоставил путешествовавшему вместе с ним минералогу Густаву Розе. Опубликованный в 1872 г. Юлиусом Лёвенбергом список трудов Гумбольдта также называет поэтому только некоторые краткие заметки, такие как астрономическое местоопределение (1845), краткий зоологический отчёт (1830), а также некоторые заметки о золотоносных месторождениях в России и на Алтае [25, № 499, 500]. Кроме того, по аналогии со своим южноамериканским пребыванием, Гумбольдт собрал статистические материалы и дал им сравнительную оценку.
Отдача проявилась в ходе либерализации общества и политики, и даже освобождение крестьян, результаты которого должны были быть известны Гумбольдту по Пруссии, в Российской империи заставило себя ждать ещё десятки лет, хотя Канкрин предложил проект, который предусматривал поселение свободных крестьян на Урале, чтобы иметь в распоряжении, как на Алтае, достаточное количество рабочей силы [28, с. 22].
Особое положение [путешествия Гумбольдта] в сравнении с другими сибирскими путешествиями немецких исследователей
Как можно сегодня обобщённо сформулировать особенность сибирского путешествия Гумбольдта?
Путешествие было предпринято не только по научным мотивам, как предыдущие предприятия, но было хозяйственно-политическим поручением, которое Гумбольдт, тем не менее, со своей стороны хотел превратить в краткую научную экспедицию.
Этот внешний повод, в свою очередь, приспосабливался к личному образу Александра Гумбольдта (рис. 3): в нём можно видеть не только естествоиспытателя, но нужно также видеть камералиста и, в конце концов, гуманиста, который, с одной стороны, отчётливо понимал экономику государства, а с другой стороны – стремился к воплощению идеалов Просвещения и революционного времени.
Как типично русские выглядят организационные формальности путешествия относительно твёрдого определения маршрута (на что Гумбольдт ловко не обращал внимания) относительно предписанной безопасности и знакомства с осматриваемыми объектами, причём внутриполитические отношения страны жестко исключались.
Для Гумбольдта оказалось вызовом соблюдение некоторых принципов политкорректности того времени, что наложило запрет на письменную обработку им всех результатов путешествия.
Из этого можно вывести далеко идущую проблему, в какой мере должна обсуждаться эмпирическая наука в рамках политически предписанных условий. По мнению Тройе (Treue) [39, с. 166.], в публикациях Гумбольдта справедливо видеть корень политической географии, которую в конце XIX века создал Фридрих Ратцель.
Наконец, Александр Гумбольдт должен был также разузнать границы либерализма эпохи Просвещения и его самого в фазе относительного открытия Российской империи.
Для науки в Российской империи путешествие, завязавшиеся при этом контакты и получившееся из этого рассмотрение вопросов и подходов имели длительное воздействие, которое можно обнаружить и в наше время, по крайней мере в географии.
Не напоминают ли некоторые из этих выводов современный опыт в Российской Федерации? А с другой стороны – не являются ли тесные контакты Гумбольдта с Россией – даже и при условиях одобренного и поддержанного Царём путешествия – сигналом для современности? Фонд Александра Гумбольдта – явно не из-за путешествия по России Гумбольдта, а из актуальных внешних и культурно-политических соображений – подхватил этот вызов: из 1427 стипендиатов, поддержанных Фондом в 1996 году, 140 прибыли из Российской Федерации. Встреча бывших стипендиатов Фонда Гумбольдта (Гумбольдианцы - ? - прим. Пер.) с представителями Фонда состоялась в 1998 г. в Санкт-Петербурге, затем в 1999 г. в Новосибирске, так что круг, который берёт начало от путешествия ученого в 1829 г., вновь замыкается.
Списоклитературы
Alexander von Humboldt: Chronologische Übersicht über wichtige Daten seines Lebens (1983). Bearb. von K.-R. Biermann, I. Jahn, F.G. Lange. 2. verm. u. ber. Aufl. Berlin (= Beiträge zur Alexander-von-Humboldt-Forschung; 1).
Angermann, N. (1980): Die ersten deutschen Reiseberichte über Sibirien. - In: Kaiser, F.B., B. Stasiewski (Hg.): Reiseberichte von Deutschen über Rußland und von Russen über Deutschland. Köln, Wien (= Studien zum Deutschtum im Osten; 15), S. 43-57.
Beck, H. (Hg.; 1959): Gespräche Alexander von Humboldts. Berlin.
Beck, H. (1959a): Wilhelm Ludwig von Eschwege und Alexander von Humboldt. - In: Alexander vom Humboldt, 14.9.1769 - 6.5.1859. Gedenkschrift zur 100. Wiederkehr seines Todestages. Berlin, S. 37-68.
Beck, H. (1959b): Graf Georg von Cancrin und Alexander von Humboldt. - In: Alexander von Humboldt, 14.9.1769 - 6.5.1859. Gedenkschrift zur 100. Wiederkehr seines Todestages. Berlin, S. 69-82
Beck, H. (1959/61): Alexander von Humboldt. Bd. I: Von der Bildungsreise zur Forschungsreise. Bd. II: Vom Reisewerk zum “Kosmos”, 1804-1859. Stuttgart.
Beck, H. (1984): Alexander von Humboldts Reise durchs Baltikum nach Russland und Sibirien 1829. Aufgezeichnet von Hanno Beck. 2. verb. Aufl. Darmstadt.
Biermann, K.-R. (1983): Alexander von Humboldt. 3., erw. Aufl. Leipzig (= Biographien hevorragender Naturwissenschaftler, Techniker und Mediziner; 47).
Biermann, K.-R. (Hg.; 1985): Alexander von Humboldt. Vier Jahrzehnte Wissenschaftsförderung Briefe an das preußische Kulturministerium 1818 - 1859. Berlin (= Beiträge zur Alexander-von-Humboldt-Forschung; 14).
Dahlmann, D. (1997): Von Kalmücken, Tataren und Itelmenen: Forschungsreisen in Sibirien im 18. Jahrhundert. - In: Auch, E.-M., S. Förster (Hg.): “Barbaren” und “weiße Teufel”. Kulturkonflikte und Imperialismus in Asien vom 18. bis zum 20. Jahrhundert. Paderborn, S. 19-44.
Dahlmann, D. (Hg.; 1999): Johann Georg Gmelin: Expedition ins unbekannte Sibirien. Sigmaringen (= Fremde Kulturen in alten Berichten; 7).
Gellert, J.F. (1960): Alexander von Humboldt: Leben und Werk. - In: Gellert, J.F. (Hg.): Alexander von Humboldt. Vorträge und Aufsätze anläßlich der 100. Wiederkehr seines Todestages am 6. Mai 1959. Berlin (= Geographische Gesellschaft der Deutschen Demokratischen Republik, Wissenschaftliche Abhandlungen; 2), S. 1-9.
Gerasimov, I.P. (1971): Der Einfluß Alexander von Humboldts auf die russische Wissenschaft und die moderne Welt-Wissenschaft. - In: Alexander von Humboldt 1769 - 1859. Gedenkfeier der Deutschen Akademie der Naturforscher Leopoldina am 14. September 1969 in Halle (Saale). Leipzig (= Acta historica Leopoldina; 6), S. 11-15.
Gerassimow, I.P. (1960): Alexander von Humboldt und Wassilij Wassiljewitsch Dokutschajew. - In: Gellert, J.F. (Hg.): Alexander von Humboldt. Vorträge und Aufsätze anläßlich der 100. Wiederkehr seines Todestages am 6. Mai 1959. Berlin (= Geographische Gesellschaft der Deutschen Demokratischen Republik, Wissenschaftliche Abhandlungen; 2), S. 43-48.
Honigmann, P. (1982): Alexander von Humboldts Beziehungen zur Universität Dorpat. - In: Jahrbuch für Geschichte der sozialistischen Länder Europas 26 (1), S. 151-168.
Honigmann, P. (1983): Alexander von Humboldts Journale seiner russisch-sibirischen Reise 1829. - In: Petermanns Geographische Mitteilungen 127 (2), S. 103-113.
Humboldt, A.v. (1844): Central-Asien. Bd. 1-2
Humboldt, A.v. (1844): Vergleichung astronomischer Ortsbestimmungen in Russland und Sibirien. - In: Schumachers Astronomische Nachrichten XXII, S. 99-102
Humboldt, A.v. (1845-62): Kosmos. Bd. 1-5.
[Humboldt, A.v.] (1869): Im Ural und Altai. Briefwechsel zwischen Alexander von Humboldt und Graf Georg von Cancrin aus den Jahren 1827 - 1832. Leipzig.
[Humboldt, A.v.] (1880): Briefe Alexander’s von Humboldt an seinen Bruder Wilhelm. Hg. von der Familie von Humboldt in Ottmachau. Stuttgart.
Kaiser, F.B., B. Stasiewski (Hg.; 1980): Reiseberichte von Deutschen über Rußland und von Russen über Deutschland. Köln, Wien (= Studien zum Deutschtum im Osten; 15).
Калесник С.В. Жизнь и творческий путь Александра Гумбольдта (к столетию со дня смерти). - "Известия Всесоюзного Географического общества". 1959, 91 (4), S. 313-323.
Lindgren, U. (Hg.; 1990): Alexander von Humboldt: Weltbild und Wirkung auf die Wissenschaften. Köln, Wien (= Bayreuther Historische Kolloquien; 4).
Löwenberg, J. (1872/1960): Alexander von Humboldt. Bibliographische Übersicht seiner Werke, Schriften und zerstreuten Abhandlungen. Neudruck hg. von K. Bruhns. Stuttgart.
Mursajew, E.M. (1960): Alexander von Humboldt und Zentralasien. - In: Gellert, J.F. (Hg.): Alexander von Humboldt. Vorträge und Aufsätze anläßlich der 100. Wiederkehr seines Todestages am 6. Mai 1959. Berlin (= Geographische Gesellschaft der Deutschen Demokratischen Republik, Wissenschaftliche Abhandlungen; 2), S. 49-56.
Pallas, P.S. (1771-76/1967): Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs. Bd. 1-3 [St. Petersburg, ] Graz.
Переписка Александра Гумбольдта с учёными и государственными деятелями России (1962). - Москва.
Полян, П.М. (1989). Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский. - М.: Наука.
Rose, G. (1837-42): Mineralogisch-geognostische Reise nach dem Ural, dem Altai und dem Kaspischen Meere. Bd. 1-2. Berlin.
Schorkowitz, D. (1995): Peter Simon Pallas (1741-1811) und die Ethnographie Russisch-Asiens im 18. Jahrhundert. - In: Schorkowitz, D. (Hg.): Ethnohistorische Wege und Lehrjahre eines Philosophen. Festschrift für Lawrence Krader zum 75. Geburtstag. Frankfurt a.M. usw., S. 331-349.
Schulze, J.H. (Hg.; 1959): Alexander von Humboldt: Studien zu seiner universalen Geisteshaltung. Berlin.
Schwarz, I. (1994): Alexander von Humboldts Interesse an Goldvorkommen und Goldgewinnung in den Vereinigten Staaten im Vergleich zu Rußland. - In: Studia Fribergensia. Vorträge des Alexander-von-Humboldt-Kolloquiums in Freiberg vom 8. bis 10. November 1991 ... (1994). Berlin (= Beiträge zur Alexander-von-Humboldt-Forschung; 18),
29-04-2015, 05:14