8
Разумеется, вопросы взаимосвязи цвета и психики не могли остаться за рамками психосемантических исследований[3] [4]. В.Ф.Петренко описано совместное с В.В.Кучеренко исследование, — насколько простое по своей идее, настолько и убедительное, — в задачу которого «входили психологическая валидизация теста Люшера и уточнение символических (коннотативных) значений цветов путем выяснения их предпочтения в различных эмоциональных состояниях, которые вызывались у испытуемых с помощью… суггестивной методики психосинтеза» [11, стр.212]. Математически оценивалось сходство цветопредпочтения, приводились таблицы, иллюстрирующие его особенности в различных эмоциональных состояниях. В итоге была в очередной раз подтверждена «правомочность использования теста Люшера как психодиагностической процедуры» [там же, стр.220], а также конвергентная валидность последнего с техникой психосинтеза. Особо отметим, что В.Ф.Петренко говорит исключительно о «состояниях» и не упоминает о каких-либо «устойчивых особенностях», считая, что «механизмами, реализующими соответствие цвета и эмоционального состояния, являются, по всей видимости, механизмы синестезии» [11, стр.209].
При шизофрении же, в отличие от популяции нормы, «практически все цвета для больных являются психосемантически амбивалентными» [3, стр.121].
И снова возникают вопросы из числа «проклятых»: как же, в таком случае, проводить и интерпретировать «цветодиагностику» в клинике, прежде всего в клинике шизофрении? Каким образом, вообще, М.Люшеру удалось создать методику, «преимущественно ориентируясь на клинический материал» [7, 14]; и каков был в этом материале удельный вес шизофрении — с ее абсолютно неформализуемой амбивалентностью и парадоксальностью?
9
Актуальность исследования изменений, которые претерпевает психосемантика сознания при шизофрении, весьма высока — особенно в свете того внимания, которое в последние десятилетия уделяется во всем мире медико-социальным аспектам психиатрии. От особенностей самосознания больных во многом зависит эффективность психокоррекционных мероприятий, послебольничной адаптации, поведение в ремиссии и пр.
Как сказано выше, в данное время нами проводится исследование особенностей психосемантической рефлексии лиц, страдающих параноидной шизофренией. Отдельной задачей, причем одной из наиболее сложных (по крайней мере, она субъективно сложна), является попытка упростить психосемантический подход — ни в коем случае не примитивизируя, но несколько «разгрузив» его от факторно-аналитической доктрины; совместить с традиционными психодиагностическими методиками, прежде всего проективными и ассоциативными [5, 9]. Иначе говоря, предпринимается попытка выполнить исследование под рубрикой «психосемантическое», но на языке классической патопсихологии.
Восьмицветный тест Люшера включен в диагностическую батарею главным образом для того, чтобы обеспечить несколько различных вариантов пробы ЦТО (цветовой тест отношений [1]), результаты которой будут трактоваться с психосемантических позиций и рассматриваться как значительно более важные и информативные, чем собственно цветопредпочтение.
По нашим наблюдениям, при цветовом ассоциировании и ранжировании в исследуемой выборке подтверждается диагностическая значимость таких «сопутствующих», не нормируемых ранее ни одним руководством поведенческих особенностей, как спонтанные и вынужденные комментарии, мимические нюансы и пр. Налицо также все феномены, кратко описанные в п.4, в т.ч. психосемантическая амбивалентность, проявляющаяся в самых разных режимах (напр., при сопоставлении цветов, которые испытуемыми ассоциируются с соседями по палате, и тех характеристик, которые даются этим же соседям при выявлении конструктов по Келли).
Не решен вопрос: будет ли (если да, то насколько) информативен анализ «общих тенденций» цветопредпочтения в выделяемых подгруппах, в целом по выборке и в сравнении со здоровой популяцией? Кроме всего вышеизложенного, останавливают следующие соображения.
Чрезвычайно существенным представляется вывод Б.А.Базымы [3, стр.167] о том, что анализ цветопредпочтения следует проводить с учетом той роли, которую играет цвет для данного испытуемого в данном эксперименте. Действительно, одним респондентом цвет воспринимается просто как субъективно приятный сенсорный раздражитель (что и предусмотрено инструкцией), другим — как символ чего-либо, у третьего цвет стимулирует предметно-конкретную ассоциацию и пр. Инструкция часто (по крайней мере, в клинике это обычное явление) «нечаянно» нарушается испытуемым, и тест Люшера обращается в ЦТО, т.е. выявляет не какие-то глубинные психические залежи, а опосредованную цветом и ранжированную по актуальности иерархию отношений испытуемого к конкретным объектам (о чем зачастую не задумывается испытуемый и не узнаёт экспериментатор). Далее в этом рассуждении приходим к простой «еретической» гипотезе. Возможно, тест Люшера — это и есть ЦТО, это всегда тест отношений к чему-либо, но в одних случаях объект осознается, а в других — нет. И лишь последний случай составляет собственно люшеровскую процедуру, которая по своей сути является частным, идеальным вариантом ЦТО — цвета ранжируются исключительно по зрительным симпатиям и ничему больше, а стоящие за ними объекты остаются вне осознания. Не осознаются же они, например, просто потому, что не ставится такая задача, хотя в ряде (большинстве?) случаев ассоциация легко может быть выявлена. Возможно, мы узнали бы много нового о причинах выбора цвета, если бы каждый раз спрашивали: почему? Да еще понадобилось бы абсолютное знание анамнеза, и все равно пришлось бы в каждом случае решать, какие причины были на самом деле актуальней; какие интрапсихические силы заставили, скажем, Эллочку Людоедку выбрать серый цвет на первую позицию — ее «отгороженность, потребность в успокоении, тенденция к пассивности», или же ее потрясение от дорогой серой кофточки, появившейся вчера у возомнившей о себе соседки. Почему мусульманин, тестируемый психологом-иноверцем, первым делом выбрал из восьми зеленый цвет? Потому ли, что так продиктовали ему его «ведущий мотив, ведущая позиция», его «концентричность, автономность, гибкость воли…» — или же актуализировалось нечто другое?
С одной стороны, мы как будто пришли к тому же, с чего начинали — к невозможности разграничить ситуационные и «глубинные» факторы. Но речь уже даже не об этом. Нам близка позиция Гордона Олпорта, считавшего, что в фанатичных поисках бессознательного психологи совершенно напрасно игнорируют сознательные отчеты респондентов о своих реакциях [18].
Вероятно, нечто подобное имеет в виду и Б.А.Базыма, когда в заключение своей монографии приводит среди выводов малопонятную на первый взгляд (но только на первый) фразу. Если, считает он, не трактовать термин «проективная методика» слишком широко и подразумевать под ним способность методики выявлять неосознаваемое, то «в процедуре ранжирования цветов "проективного"… совсем мало, если есть вообще» [3, стр.164].
10
Исследовать цветопредпочтение лиц, страдающих шизофренией — задача совершенно особая. В поисках бессознательных глубин или «устойчивых тенденций» здесь всегда велика вероятность диагносцировать лишь мираж искомого на фоне пустоты. Специфика и в том, что такие испытуемые зачастую понимают и выполняют инструкцию, мягко говоря, своеобразно (даже после тщательного разъяснения и коррекции), порой выбирая восемь цветов по восьми разным основаниям. Ведь не только в хрестоматийных структурно-логических пробах, но и в цветовом реагировании больных шизофренией проявляется их давно известная непоследовательность, разноплановость, склонность к выходу за рамки или нарушению инструкции, их тенденция к парадоксальным, экстрасигнальным, атактическим, вычурным, нелепо-бессмысленным, а подчас совершенно неожиданным по силе и выразительности реакциям[4] [5]. Резкое учащение реакций такого рода, а главное, их непредсказуемое чередование с адекватными ответами, должно бы сообщать анализу «усредненных групповых тенденций» подлинно стохастический, случайно-вероятностный характер. Тест Люшера в такой выборке становится методикой с «плавающей» или переменной релевантностью.
Если отталкиваться от традиционного представления о том, что цвет выступает как символ-посредник, переводчик некоего психологического текста на другой язык, то в группе больных шизофренией происходит, видимо, следующее. Методики, подобные тесту Люшера или ЦТО, в каком-то проценте проб (даже у одного испытуемого) валидны, а в каком-то дают вместо «аутентичного перевода» перевод «омонимический», слишком зависящий от мимолетных психосемантических контекстов или личностных смыслов, которые вспыхивают спонтанно и случайно, чтобы тут же погаснуть и уступить место следующим. Цвет здесь не просто «переводчик», а растерянный и несчастный переводчик-полиглот, который одно «слово из фразы» переводит на голландский язык, другое переводит на суахили, третье — на флотский семафор, а четвертое слово, как «слепого» Паниковского, переводит через дорогу. Зачастую именно такая «перекодировка» подвергается статистической обработке, анализу и усреднению.
Приведем для иллюстрации лишь несколько реальных наблюдений.
Б-ной М. «Я выбрал синий — он мне отвратителен, потому что такого цвета были верхние, под самым потолком, маленькие окошки в переполненном и душном автобусе-ПАЗике, на котором я раньше ездил в деревню к родителям».
Б-ной П. «Этой картине подойдет коричневый цвет: видно же, что здесь какие-то фашистские мысли».
Медсестры в ЦТО ассоциируются с фиолетовым, т.к. «они тактически могут быть жесткими, но стратегически это правильно».
Б-ная П. «Почему не нравится серый? А, да я просто мышей боюсь, а к нам утром сегодня забежала одна».
Б-ная К. «Эта картина ассоциируется, конечно, с фиолетовым: я сразу подумала, что это обед, а обеда на наблюдательной ждут как бога».
Б-ная О. «Я знаю, что по тесту Люшера не люблю быть втянутой в чужие распри, поэтому надо отвергать черный».
«…А мой собственный цвет — зеленый, потому что я сюда попала случайно, а вообще-то я веселая, просто вены себе вскрыла».
Б-ной М. [предпочтение 7 цвета]: «потому что из темноты внезапно появляются санитары и увозят тебя».
Б-ной К. [предпочтение 4 цвета]: «такая желтизна с пятнышками и немного с прямоугольниками».
Медсестры ассоциируются с синим, т.к. «у них такие халатики».
Б-ная О. «…зеленый цвет, потому что врач-психиатр — самая популярная фигура в кино».
Б-ной Ф. Санитары ассоциируются с фиолетовым цветом, т.к. «это флаг Запорожской Сечи, откуда пошли их предки».
Необходимо отметить, что выше цитированы относительно сохранные больные; другим цветам они давали адекватные характеристики, которые иногда были сформулированы настолько емко и образно, что могли бы украсить любое руководство.
Но что здесь даст «усреднение» или факторизация? Способен ли тест Люшера диагносцировать что-либо в этой выборке, кроме специфической сопутствующей (спонтанной или спровоцированной экспериментатором) речевой продукции, которая, собственно, самим тестом и не предусмотрена? Можно ли прогнозировать что-либо на основании такого рода реакций на цвет, или мы просто констатируем их достоверное учащение по сравнению с нормой? Действительно ли «глубинные» механизмы, эмоциональные состояния, общие психосемантические характеристики, устойчивые особенности, отношения и пр. — играют в реакциях на цвет более существенную роль, чем декларируемое вслух, и обеспечивают сходство цветовых предпочтений?
11
Эти вопросы отнюдь не кажутся риторическими. Прояснить их мог бы анализ цветопредпочтения в популяции, высоко конкордантной хотя бы по главным из тех параметров, которые, как показано ранее [2, 3], влияют на выбор цвета. Естественно было бы предположить, что в такой группе и цветовые выборы должны обнаруживать высокое сходство; и чем больше параметров, по которым группа однородна, тем более вероятно выявление каких-либо неслучайных тенденций в распределении цветов по позициям. Если же не удастся обнаружить значимого сходства в целом по группе, то, искусственно отобрав из массива результатов однотипные выборы, можно все-таки попытаться установить то общее, что объединяет испытуемых в таких подгруппах и обусловливает схожую реакцию на цвет.
Выборка, практически идеально соответствующая данной постановке вопроса, была набрана в ходе исследования Ю.Ю.Чайки [20]. Группу из 86 испытуемых составили лица, страдающие постшизофренической депрессией (F20.04), которая развилась после перенесенных обострений параноидной шизофрении. Наличие у всех больных депрессивного состояния было важным объединяющим признаком и подразумевало значительное и высокоспецифическое сходство эмоционального статуса. Но особую ценность для нас представляет то, что в этой работе применялся и тест Люшера, и оригинальная личностно-смысловая методика, специально разработанная автором «для раскрытия эмоционально-смысловой структуры депрессивного аффекта» [20, стр.4].
Автор предоставил нам исходные данные, полученные им по методу Люшера. На первом этапе мы обрабатывали лишь анонимные ранжированные ряды цветопредпочтения (для чистоты эксперимента) и не имели информации о принадлежности респондентов к какой-либо из групп, выделенных самим автором на основе комплексного клинико-психопатологического и эмоционально-смыслового анализа.
12
Обработку данных мы начали с поиска статистистических отличий в распределении каждого цвета по позициям от равномерного (случайного) распределения. В оценке значимости различий были использованы общепринятые критерии Пирсона и, для контроля, Колмогорова-Смирнова. Оказалось, что достоверно неслучайными[5] [6] являются распределения синего (c2=28,8), зеленого (c2=39,9), коричневого (c2=29,9), черного (c2=107,9) и серого (c2=45,9) цветов.
Было выявлено также, что достоверно чаще, чем при случайном распределении:
- зеленый цвет попадал на 1 позицию, а также на первые две, на первые три… и вплоть до 7 позиции[6] [7];
- черный цвет попадал на 8 позицию;
- серый попадал на 7 позицию;
- синий попадал на позиции 4, 5 и 6;
- коричневый попадал на позиции 4, 5, 6 и 7.
Уже из этих фактов можно сделать немаловажные выводы. Для данной выборки традиционные цвета активности, борьбы, надежды, перспектив, эмотивности, оригинальности, даже иррациональности (красный, желтый и фиолетовый) — не отвергались и не предпочитались, они были попросту не актуальны и с практически равной вероятностью могли оказаться на какой угодно позиции в ряду цветопредпочтения.
Но при попытке «по старинке», арифметически построить некий средний профиль получалось:
2 1… …0 7
Остальные цвета стохастически «размазаны» по ранговым позициям, как электроны по своим орбитам. И таблица линейных корреляций (проверенная с необходимыми поправками подсчетом ранговых корреляций по Спирмену [13]) здесь также мало чем могла помочь:
Таблица 1.
Коэффициенты корреляции между позициями цветов.
| синий | зеленый | красный | желтый | фиолетовый | коричневый | черный | |
| зеленый | 0,066 | ||||||
| красный | -0,302 | -0,306 | |||||
| желтый | -0,194 | -0,105 | 0,192 | ||||
| фиолетовый | -0,286 | -0,056 | 0,120 | -0,399 | |||
| коричневый | -0,195 | -0,214 | -0,271 | -0,025 | -0,082 | ||
| черный | 0,131 | -0,086 | -0,328 | -0,463 | -0,175 | -0,158 | |
| серый | 0,022 | -0,177 | -0,528 | -0,185 | -0,303 | 0,167 | 0,264 |
Учитывая сильные обратные корреляции позиций желтого и черного, серого и красного цветов, продолжим «усреднение»:
2 1 3 4… 0 7
…однако на самом деле в этих выкладках не больше смысла, чем в том факте, что средняя арифметическая позиция красного цвета составляла 3,965, а желтого — 3,919. Необходим более точный и «зрячий» математический аппарат.
13
Из возможных методов мы использовали тот же, что был применен в исследовании В.Ф.Петренко [11]: расчет коэффициента множественной ранговой корреляции W, который иначе (и точнее) называется коэффициентом конкордации. Действительно, речь идет об оценке согласованности, однотипности ранжирования нескольких объектов (в данном случае, восьми цветов) всей выборкой испытуемых в целом. Коэффициент W изменяется в пределах от нуля (полное несовпадение или равномерное распределение рядов) до единицы (все ряды одинаковы). Проверкой значимости служит критерий c2. В сущности, множественно-корреляционная расчетная технология обратна методу вычисления критерия cr2 Фридмана [13] для случая ранжирования группой нескольких объектов — в обоих случаях формулируется гипотеза о неслучайности рангового распределения сразу всей совокупности объектов. Заметим, что расчет коэффициента W, как и критерия Фридмана (и схожих критериев Манна-Уитни, Крускала-Уоллиса и пр.), относится к непараметрическим методам, т.е. не требует строгой «нормальности» (колоколообразности) от конкретного эмпирического распределения, но в то же время позволяет с высокой точностью оценить степень сходства в хаотичном, казалось бы, массиве цветовых секвенций. Заметим также, что в расчетную формулу обоих коэффициентов входят суммы рангов, «набранные» каждым цветом в ходе исследования (напр., если какой-то цвет дважды встречался на второй позиции и один раз на шестой, его ранговая сумма составит 10). Очевидно, что чем меньше накопленная ранговая сумма, тем сильнее стремление данного цвета к началу ряда, и наоборот. Это уже более рациональный способ построить «средний» или «общегрупповой» ряд (см. п.12). В рассматриваемой группе по возрастанию ранговых сумм он принимает вид
2 5 4 3 1 6 0 7
Как это часто бывает, в выборке не нашлось ни одного реального ряда, который совпал бы с групповым профилем. К слову, повторяющихся рядов вообще отмечено мало (пять), и все совпадения не более чем парны.
Поскольку исследуемая группа практически однородна (напомним, это ремитенты мужского пола, перенесшие очередной эпизод параноидной шизофрении и пребывающие в состоянии постшизофренической депрессии) и сходна именно по тем факторам, которые влияют на цветопредпочтение больных шизофренией [2, 3], то ожидалось получить высокие значения коэффициента конкордации в выборе цвета по Люшеру.
Действительно, оказалось, что W = 0,210. При объеме выборки 86 чел и семи степенях свободы (8-1=7) достоверно значимым был бы и вдесятеро меньший коэффициент! Другими словами, выборка в самом деле высоко конкордантна по цветопредпочтению. Это факт. Но он был бы неполным без следующих комментариев. Во-первых, с возрастанием объема выборки проверочный критерий c2 становится все менее «требовательным» к коэффициенту W. Во-вторых, разнородная выборка нормы в «фоновых» замерах у В.Ф.Петренко обнаружила примерно такую же согласованность: W=0,19 (хотя объем наблюдений был там гораздо меньше и указанное значение коэффициента не попало поэтому в зону значимости). Не являются ли величины, близкие к 0,2, неким «общечеловеческим» уровнем конкордации, обусловленным, например, коллективно-бессознательным неприятием «мрачных» цветов? Или же это фоновый уровень самого метода вычисления множественной корреляции?
Второе отпадает: компьютерный генератор псевдослучайных чисел, запрограммированный нами на имитацию цветовых выборов, по коэффициенту конкордации между ними ни разу не достиг даже нижнего статистического уровня значимости, сколько бы ни было попыток в серии — 20, 50, 100, 200, 1000, 2000… (далее продолжать опыт было бессмысленно, т.к. примерно после 4000 уже любое отличное от нуля
10-09-2015, 03:32