А. В. Старшинова
Идеология выражает опосредованное отношение к миру сквозь призму идей, которые соответствуют актуальным общественным интересам тех или иных социальных групп или общества в целом. Выступая в качестве ценностной системы философских, правовых, политических, экономических, социологических и иных представлений о мире и месте в нем человека, она конструирует программы движения к будущему или стабилизации в настоящем, организует и направляет действия социальных субъектов на их реализацию. Исторически институт социальной работы возникает в ответ на необходимость предупреждения угрозы социальной дезинтеграции и социального конфликта в условиях усиления общественной дифференциации и нарастания риска социальных конфликтов. Идеология социальной работы вбирает в себя совокупность идей и представлений, выражающих проект общественного устройства, основанного на равновесии групповых/классовых интересов, формируя программу снятия социального конфликта или его предупреждения. Философские основания идеологии социальной работы составили учения, развивающие представления о взаимоотношении общества и человека, позволяющие достигнуть их равновесного состояния. К ним относятся философские концепции прав человека, развиваемые в рамках теории общественного договора, различные варианты которого содержали обоснования справедливого общественного устройства.
Лозунг Великой французской революции «Свобода. Равенство. Братство», открывший эпоху Нового времени, был своеобразным итогом длительной интеллектуальной традиции, с которой связывают имена в первую очередь таких мыслителей западноевропейской философии, как Т. Гоббс, Дж. Локк, Ш. Монтескьё, Ж. Ж. Руссо, И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, явившихся предвестниками и теоретиками раннелиберальных воззрений. На стыке философской антропологии и политической философии в этот период разрабатывалась новая модель развития общества, имеющая свои собственные основания, в качестве которых выступала не Божественная воля, а свобода и правовое равенство индивидов, руководствующихся в своих действиях исключительно собственной волей и разумом. Происхождение и сущность государства объяснялись исходя из понимания природы человека, а различия в ее определении проецировались на представления о социальном порядке. Первые представления о договорном происхождении государства возникли еще в Античности и Средневековье, но наибольшее распространение они получают в XVII–XVIII вв., а позднее, в XIX и ХХ вв., происходит их переосмысление при сохранении идеала эпохи Просвещения и общей парадигмы в объяснении общественного устройства.
Классические теории прав человека и общественного договора развивались и в русской философии, представители которой также были теоретиками либерализма: В. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, В. С. Соловьев, М. М. Ковалевский, С. А. Котлярев-ский, П. И. Новгородцев, Е. Н. Трубецкой, И. В. Михайловский, Н. Н. Алексеев, С. Л. Франк, И. А. Ильин, П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, Е. В. Спекторский, Р. Н. Сементковский, М. М. Карпович и др.
Согласно В. В. Леонтовичу, историку либерализма в России, либерализм представляет собой порождение западноевропейской культуры и в основном явление уже греко-римского мира средиземноморской области. Своими корнями он уходит в Античность с такими четко выработанными понятиями, как правовая личность и субъективное право, в основе которого лежит право собственности, а также институтами, в рамках которых граждане участвовали в управлении государством и законодательной деятельности. Либерализм был воспринят западноевропейской культурой и развит, опираясь на два исторических источника – феодальную систему, покоящуюся на равновесии между королевской властью и феодальными властителями, и независимость духовных властей от светских в Средние века 1 . В России представители церковной власти никогда не признавались суверенными властителями, а феодализма не было. Суть либерализма в России была тождественна сути западного либерализма, но в России ему приходилось преодолевать сопротивление абсолютистского и бюрократического полицейского государства. Отметим, что подобное движение было проделано либерализмом и в западноевропейских странах, но русский образец полицейского государства, воплощенный в крепостничестве, еще более резко противоречил принципам либерализма. В идеологическом и практическом отношении либерализм в России в большей степени привнесен извне, в силу отсутствия важнейших исторических корней и исторических особенностей развития государственности. Для нашей гипотезы об интегративной роли идеологии социальной работы как неотъемлемой части теории и практики социальных государств значим вывод, сделанный С. Франком, который во многом косвенно подкрепляет ее. Задаваясь вопросом, почему оказались слабыми все несоциалистические, так называемые буржуазные партии России, отвечающие за укрепление и сохранение государственного единства, общественного порядка и морально-правовой дисциплины, он пишет: «Причина за-ключается в чисто духовном моменте, в отсутствии самостоятельного и положительного общественного миросозерцания» 2 , то есть в отсутствии привлекательной для различных социально-политических сил и мобилизующей идеологии. О философской непродуманности и недоговоренности русского общественного движения писал Н. Бердяев, на это указывал А. Чаянов 3 ; в результате участникам этого движения не удалось сформировать иммунитет против соблазнов политического абсолютизма и радикализма.
В рамках нашего исследования непосредственный интерес к теориям естественного права и общественного договора, конституировавшим современное государственно-правовое состояние общества, связан с тем, что они представляли собой теоретическое обоснование идей неотъемлемых прав человека и правового государства как воплощение идеи справедливости, справедливого общественного порядка. Впоследствии они нашли выражение в практиках гражданских, политических, социальных прав, гражданского общества как необходимом условии социального государства. Эти теории получили расцвет в Западной Европе в эпоху Просвещения, в России на рубеже ХIХ–ХХ веков, в Германии – после Второй мировой войны; они актуализировались во второй половине ХХ столетия в государствах всеобщего благосостояния в условиях нарастания его дисфункциональных проявлений, а также в конце ХХ века в постсоциалистических странах, порывающих с практикой тоталитарных режимов. Постоянство обращения к ним в разные исторические периоды вызвано содержащимся в их аргументации притяжением мощного критического заряда, неизбежного в ситуациях масштабных преобразований, сравнимых с революционными, когда особенно отчетливо обозначаются противоречие между идеалом и действительностью общественного устройства, претендующего на справедливость, или требование последней в изменившихся условиях.
Критическая составляющая этих теорий, основанная на апелляции к разумности и стремлении к рационализации общественной жизни, с неизбежностью предполагала элемент утопии, поскольку их аргументы исходили не из существующего порядка вещей, а из должного. Но утопия, конструируя образ будущего, вдохновляла на изменения, которые получили вполне реальное воплощение в знаменитой Американской декларации независимости 1776 года и французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года и которые демонстрируют процесс превращения утопии в идеологию, а также воздействие последней на политическую практику.
Обращение к этим теориям для нас имеет принципиальное значение и потому, что их развитие демонстрирует важную закономерность. В ходе революционных изменений, вдохновляемых содержащимися в них идеями, по мере осуществляемых преобразований обнаруживалась их неадекватность, однако они не были отброшены или заменены иными парадигмальными подходами. В процессе продуктивной критики этих теорий при сохранении содержащегося в них идеала происходила существенная смена акцентов, позволившая пересмотреть постановку ряда проблем и способов их решения. Данный процесс можно интерпретировать как перестройку собственного проблемного поля под влиянием политической практики. Здесь обнаруживается процессуальная природа идеологии, способность сохранять революционный характер идеала, заключенного в утопии, по мере превращения ее в идеологию. Обозначенная тенденция должна быть принята во внимание при анализе процесса становления идеологии социальной работы применительно к отечественной практике. Предложенная правительством реформаторов в начале 1990-х годов радикальная модель социальной работы сыграла свою позитивную роль в ходе критики патерналистской системы советского социального обеспечения, но вызывает недовольство и отторжение в ходе ее практического воплощения на российскую почву. Означает ли это необходимость отказа от либерального демократического курса? Обращение к истории развития идей, заложенных в теории прав и общественного договора, свидетельствует о способности политической философской теории, утрачивающей свою адекватность в ходе революционных преобразований, находить в самой себе средства для имманентной критики и обновления.
Концепция прав начинается с онтологического обоснования естественных прав индивидов (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ш. Монтескьё). С помощью государства, возникающего в результате общественного договора, естественные права становятся гражданскими правами. Формируется представление о гражданском обществе как сфере частных интересов, и в первую очередь оно позиционируется с частной собственностью. Функция гражданского общества состоит в расширении сферы автономии, свободы человека. Право в соответствии с этими теориями главенствует в отношениях государства и гражданского общества; и именно с помощью закона обеспечиваются и защищаются права граждан, формируется правопорядок, позволяющий достигать мира, согласия и благополучия. В классической философии было сформулировано и разработано представление о правовом государстве, системе частного и публичного права, обосновано положение о разделении властей как условии и гарантии индивидуальной свободы. Впоследствии в соответствии с социалистической, социал-демократической традицией либеральная концепция гражданских прав была дополнена политическими и социальными правами под влиянием аргументов о противоречии между формальными гражданскими правами и классовым неравенством.
Основу французской просветительской философии в области воззрений на общественное устройство составляла критика существующих порядков. Но этим было обусловлено противопоставление существующему (сущему) того «естественного идеала», реализация которого утвердила бы в жизни «царство разума» (должное). Дж. Локку и его последователям эпохи французского Просвещения не удалось найти адекватную методологию обоснования прав человека, поскольку на основании предложенного подхода понятие естественного права, имеющего онтологическую природу, приобретает предписывающий, императивный характер. Человек не столько реально обладает такими правами, сколько должен ими обладать. Просветители исходили не из реальной модели человека, а из идеальной, нормативной, а натурализм в трактовке естественного права приобретал все более буквальный смысл. «Просветительский натурализм, трактующий “естественное право” как такой закон социума, который, наподобие закона природы, выражает естественную необходимость, довел дело до проектов воспитующего государства и диктаторского обеспечения правопорядка» 4 . Выделенная трудность обоснования прав человека впоследствии была преодолена в учении И. Канта.
Существенный вклад в развитие темы естественного права и договорного характера государства вносит учение Шарля Луи Монтескьё. Но он исходит из того, что социальное неравенство было всегда, что правит всегда привилегированная часть, однако каковы бы ни были сложившиеся социальные институты, социальный порядок, по своей сути, неоднороден и условием свободы всегда служит равновесие социальных сил. Он обосновывает идею разделения властей как гарантию политической свободы граждан. Р. Арон, характеризуя его исследовательский подход, пишет: «Монтескьё в каком-то смысле последний из классических философов, а в каком-то первый из социологов» 5 . Причисление философа к социологам, вернее их предвестникам, связано с методом, используемым Монтескьё: проанализировать форму общества в его разнородности и путем поисков равновесия внутренних сил общества обеспечить гарантии свободы и умеренности. Тем не менее Монтескьё остается классическим философом, поскольку исходит из того, что общество в основном определяется своим политическим строем, а также своей концепцией свободы. Философское учение Монтескьё выступает классическим основанием либерализма, ибо цель политического порядка усматривается в том, чтобы обеспечить умеренность власти с помощью поддержания равновесия тех или иных социально-политических сил, гарантируя тем самым свободу граждан.
Индивидуализм как основная идея и ценность эпохи Просвещения был критично воспринят и развит в философских учениях Нового времени, но произошло своеобразное смещение акцентов при сохранении общей парадигмы в объяснении общественного устройства. Проблема состояла в том, могут ли люди, эгоистичные по своей природе и руководствующиеся в своих действиях частными интересами, следовать нормам поведения, ориентированным на общий интерес, общее благо? Логика просветителей неизбежно предполагала некую внешнюю по отношению к индивидам инстанцию для достижения общего интереса. И. Кант предлагает принципиально отличный от просветительского подход к теории естественных прав и общественного договора. Он в своей основе антропологический, так как апеллирует категорией «человека вообще», но ведущей становится моральная аргументация и акцент в обосновании прав смещается в сферу долженствования.
Индивиды вступают в общественный договор, согласно Канту, не в качестве разумных индивидов, преследующих интересы собственной выгоды, а в качестве моральных существ. Кант развивает идею моральной автономии индивида, в соответствии с которой именно разум индивида выступает внутренним законодателем, благодаря чему человек не подчиняется слепо внешним нормативным предписаниям. В его трактовке человек становится субъектом, поскольку способен «дать закон себе самому» и тем самым противостоять чужой воле, возведенной в закон. Индивид действует без внешнего принуждения, он сам знает, что является его долгом, имеет силу бороться за его исполнение и подчинять ему все иные мотивы своих действий. Моральная автономия индивида как нравственно конституированная свобода воли требует «внешних», «гражданских» свобод. Формирующийся правопорядок выступает как социальное пространство человеческой моральности. Моральное обоснование права для Канта является одновременно гарантией невмешательства государства в «самовоспитание» индивидов, отсутствия «отеческой» опеки, оборачивающейся деспотизмом, что существенно отличало его теорию от просветительских воззрений. При обосновании права он исходит не из сущего, а из должного, несводимого к реальности природной необходимости, и, согласно Канту, с реальностью должного следует считаться не в меньшей мере, чем с реальностью бесконечного космоса.
Несмотря на нравственный внутренний закон, человек может нарушать его, и свободный произвол одного человека может наталкиваться на произвол другого. Для ограничения произвола, нарушающего свободу других, возникает право как совокупность условий, при которых произвол одного лица совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы 6 . Последний формулируется как категорический императив: «…Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразно со всеобщим законом» 7 . Всякое право должно иметь принудительный характер, носителем этой принудительной силы выступает государство 8 . Право подразделяется Кантом на частное и публичное, образуя определенную систему. Сфера частного права распространяется на отношения между людьми как отдельными личностями, разумными существами, действующими свободно, оно является необходимым элементом естественного состояния, но для того, чтобы оно действовало, в том числе и принудительно, требуется государство. Государство превращает естественное состояние людей в гражданское общество. Публичное право представляет собой совокупность законов, создающих правовое состояние. «Такое противопоставление частных интересов общим, политического государства гражданскому обществу коренится в самих основах буржуазного общества эпохи промышленного капитализма, где экономическая жизнь строится на началах частной собственности и рыночной конкуренции, а государству отводится роль как бы “ночного сторожа”, охраняющего отношения между членами гражданского общества» 9 . Идею общественного договора Кант применяет для оценки институтов публичного права с точки зрения их соответствия требованиям категорического императива – сообразовывать свободу каждого со свободой всех членов гражданского общества. Само государство приобретает правовой характер в том случае, когда политическая организация основана на принципе разделения властей, тем самым оно приобретает «автономию», то есть само себя создает и поддерживает в соответствии с законами свободы, в чем и заключается его благо. «…Под благом государства подразумевается высшая степень согласованности государственного устройства с правовыми принципами, стремиться к которым обязывает нас разум через некий категорический императив» 10 .
Таким образом, в теории Канта учение о неотъемлемых правах человека и общественном договоре через развитие представлений о гражданском обществе, правовом государстве, индивидуальной независимости и свободе каждого гражданина на основе равенства перед законом приобрело стройную обоснованную систему, а сам автор является признанным идеологом правового государства.
Нам необходимо подчеркнуть, что кантовское учение по своей сути признано идеологами либерализма теорией справедливости, содержащей обоснование приоритета справедливости над другими этическими и политическими идеалами. Его ключевой тезис – общество, состоящее из множества индивидов, каждый из которых имеет свои собственные цели, интересы и представления о благе, лучше всего обустроено, когда оно подчиняется принципам, которые сами не предполагают никакого конкретного представления о благе. Преимущественным оправданием этих регулятивных принципов служит не то, что они максимизируют общественное благосостояние или как-то иначе способствуют благу, а то, что они согласуются с понятием права – моральной категорией, не зависящей от блага и имеющей приоритет над ним 11 . В этом состоит либерализм Канта, и в его учении содержится два рода аргументов в этическом обосновании справедливости. Во-первых, аргументы с точки зрения собственно морального содержания. Право предшествует благу в том смысле, что его требования имеют приоритетное выполнение, а справедливость – первейшая общественная добродетель, предшествующая всем другим. Во-вторых, аргументы с точки зрения способа обоснования моральных требований. Требования права выводятся независимо от каких-либо практических принципов; принципы справедливости не зависят ни от какого конкретного понимания блага и в силу своего независимого статуса определяют его пределы. «Понятие доброго и злого должно быть определено не до морального закона (в основе которого оно даже должно, как нам кажется, лежать), а только (как здесь и бывает) согласно ему же и им же» 12 .
Выделенные два аспекта обоснования приоритета справедливости Кант рассматривает как взаимосвязанные между собой.
Анализируя систему доказательств нравственного закона, предложенных Кантом, М. Сэндел заключает: «Теперь мы более ясно видим, в чем состоит требование приоритета справедливости, выдвигаемое деонтологической этикой. С кантовской точки зрения, приоритет права имеет отношение как к содержанию морали, так и к ее основаниям. В основе его лежит понятие субъекта, предшествующего своим целям и необходимого для нашего восприятия себя как способных к свободному выбору автономных существ. Общество наилучшим образом обустроено, когда оно подчиняется принципам, не связанным ни с каким конкретным представлением о благе, ибо любое другое социальное устройство не обеспечивало бы уважения к человеку как к существу, способному к выбору, а относилось
11-09-2015, 00:48