Теория Д. Белла содержит обоснование необходимости освободить «государство благосостояния» от взятых обязательств по смягчению социального неравенства в период, когда начинают проявляться его дисфункции, выражающиеся в снижении темпов экономического роста, уменьшении инвестиций, увеличении безработицы, нарастании социального напряжения и т. п. Но предлагаемые варианты справедливого социального устройства можно в полной мере оценить, приняв во внимание марксистскую теорию, развивавшую социалистическое представление справедливости.
В марксизме источник социального неравенства усматривался в частной собственности, поэтому общество, основанное на частной собственности, объявлялось несправедливым. Справедливые общественные отношения возникают в условиях общественной собственности. На фазе социализма, как менее совершенной, действует принцип «Каждый по способностям, каждому по труду», а когда общество разовьет производительные силы и обеспечит изобилие материальных благ, преодолеет основные социальные различия, при коммунизме станет возможным принцип «Каждый по способностям, каждому по потребностям» 28 . Таким образом, в марксистском учении справедливость также рассматривалась в связи с распределительными отношениями, но обоснование идеи справедливости осуществлялось в совершенно иной традиции, чем в либеральной и консервативной перспективе. Государство в форме диктатуры пролетариата признавалось главным орудием социалистических преобразований, оно должно было отмереть по мере преодоления классовых и социальных различий. Идея индивидуальных прав и свобод растворялась в классовом интересе, а освобождение пролетариата в ходе социалистической революции, которая должна была приобрести мировой характер, выступало главным условием свободы каждого отдельного человека и утверждения социальной справедливости.
Существенное различие рассматриваемых перспектив состояло в том, что в теориях, в которых черпает обоснование либерализм, государство выступает структурой, примиряющей общественные интересы, оно, как и право, служит обществу. Со временем эти институты все больше решают «социокультурную задачу медиации, т. е. интеграции общества в организованное целое в единстве его противоречивых сторон и постоянно изменяющихся условий; выработки так называемой серединной культуры, создающей пространство соционормативной регуляции, в котором общность ценностей перекрывает различия в идеалах разных социальных групп (субкультур), составляющих общество» 29 . Согласно же марксистскому учению природа государства была следствием непримиримых классовых антагонизмов, оно выступало инструментом насилия для достижения социального равенства и справедливости. Аргументы, связанные с правами человека, свободами, взаимоответственностью граждан и государства, уважением к человеческой личности и т. п., не принимаются во внимание и исключаются из анализа.
Поскольку в теориях справедливости Ролза и Белла неравенство и несправедливость являются неотъемлемой частью справедливой структуры общества, обсуждению подлежат вопросы, связанные с оптимизацией их регулирования таким образом, чтобы обеспечить достижение наибольшей справедливости и равенства. Для Ролза неравенство оправдано лишь в том случае, если оно направлено на благо наименее преуспевающих. Белл считает справедливым такое неравенство, которое приносит пользу большинству членов общества. В этом сходство и различие либерального и консервативного подходов, контрактной теории справедливости и утилитаристской. Но за этой, лежащей на поверхности трактовкой вопроса скрыто, на наш взгляд, и более существенное его содержание, которое необходимо пояснить.
Теория Белла и критические аргументы ряда других авторов – это реакция на предлагаемый Ролзом и его последователями, в частности Дворкиным, идеал общественного устройства. Если взглянуть на развернувшуюся дискуссию с позиций взаимодействия идеологии и утопии, то мы обнаруживаем закономерность, высказанную К. Манхеймом Общественный идеал, первоначально во многом утопичный, представленный в философии Просвещения, Канта, Гегеля, приобрел форму идеологии, которая господствовала на протяжении длительного времени и воплотилась в реальную политическую практику западных демократий и социального государства. С определенного момента (70-е годы ХХ века) в сложившейся системе стали нарастать явления, свидетельствующие о дисфункциональном характере и самой системы, и господствующей идеологии. Появляются ростки новой утопии, вдохновляющей на изменения в соответствии с содержащимся в ней идеалом общественного устройства. Белл как либеральный идеолог, выступая с критикой нарождающейся идеологии (утопии), представленной в теории Ролза и его последователей, вынужден в своей критике быть консерватором, ибо стремится сохранить статус-кво. Но потребность в новом философском обосновании государства всеобщего благосостояния со всей очевидностью заявляет о себе во второй половине ХХ столетия, прежде всего в связи с кризисом его философских основ. «Нам еще предстоит создать понятийный аппарат, адекватно отражающий новые общественные реалии. Непременным условием выживания государства всеобщего благосостояния является подведение под него нового интеллектуального и нравственного фундамента» 30 , утверждает П. Розанваллон, говоря о проблеме нового социального вопроса, то есть о социальном равенстве и справедливости в связи с изменившимися условиями, спустя более чем столетие, когда этот вопрос заявил о себе и в ответ на который сформировалась практика государства всеобщего благосостояния. В предлагаемой теории содержится требование большего социального равенства и большей социальной справедливости, чем ее могла дать до сих пор современная общественная практика рыночного общества.
Анализ предложенной теории справедливости с неизбежностью выводит ее аналитиков на вопрос о том, привела бы ее практическая реализация к известному государству благосостояния. На этот вопрос с определенностью авторы дискуссии не могут дать ответа именно в силу утопичности и гипотетичности того идеала, который представлен в рассматриваемой теории. Действительно, она по-прежнему предполагает сочетание рыночных свобод с государством благосостояния, которому присуще налогообложение в целях перераспределения общественного богатства. Вместе с тем она нацелена на существенное преодоление социального неравенства в современном обществе, требуя, чтобы каждый человек начинал свою жизнь, имея равную долю общественных ресурсов. Для ликвидации общественных форм неравенства потребовалось бы проведение правительством довольно радикальной политики, включающей, например, национализацию богатства, передачу предприятий в собственность работников, оплату труда домохозяек, введение общественного здравоохранения и бесплатного университетского образования и т. п. 31 Достоверно лишь то, что либеральные институциональные воззрения стали отставать от теоретических.
Обозначенное противоречие, по выражению Уильяма Коннолли, привело к «бифуркации либерализма» 32 . Одно его направление сохраняет верность традиционным либеральным институтам и призывает людей умерить свои ожидания в отношении справедливости и свободы, другое – решительно заявляет приверженность принципам, провозглашающим необходимость изменений. Однако характер изменений предполагает более глобальные реформы, чем допускают сами авторы выдвинутой теории социальной справедливости и равенства, поскольку речь идет не только о более справедливом перераспределении доходов, но и затрагиваются отношения, связанные с социальной властью. Взамен идеи либерального равенства в государстве благосостояния Ролз предлагает идею, которую обозначил как «демократию владения собственностью» (property-owning democracy). Ее цель – «резкое сокращение неравенства, в основном собственности и богатства, и обеспечение большего равенства возможностей при формировании и развитии человеческих ресурсов, поэтому в ней с самого начала функционирование рынка порождает меньше неравенств. …Капитализм государства всеобщего благосостояния принимает как данное значительное неравенство в исходном распределении собственности и дарований, а затем ex post стремится перераспределить доход; демократия владения собственностью ex ante стремится к большему равенству в распределении собственности и дарований и соответственно в ней меньший вес имеют последующие меры по перераспределению» 33 .
Такой взгляд дал основание критикам упрекать его в «философской апологии эгалитарной разновидности государства всеобщего благосостояния». Дворкин считает, что у Ролза нет радикального требования, поскольку более радикальной справедливости и равенства, чем они предложили в своих теориях, не может быть. Обобщая критические воззрения, высказанные по поводу предложенной теории, У. Кимлика замечает, что возможно полная реализация идеи справедливости Ролза или Дворина приблизила бы к рыночному социализму, а не к капиталистическому государству всеобщего благосостояния 34 ; по сути, речь идет о социальном рыночном хозяйстве.
Следовательно, дискуссия из области философской рефлексии постоянно перемещается в практическую сферу, сферу политических отношений. Действительно, философия влияет на политические отношения не непосредственно, а преломляясь в системе политических воззрений, образующих политическую идеологию, где главным объектом выступают власть и система институтов, в первую очередь государство, посредством которых она реализуется. Ролз, выдвигая свою версию теории общественного договора, восстановил в западной политико-философской мысли традицию рассматривать общество как такую форму социального порядка, целью которой является защита интересов его членов на основе внутренней автономии каждого, а средством разрешения общественных противоречий выступает компромисс. Справедливость – это объект соглашения об основополагающих принципах структуры общества; те, кто участвует в социальном сотрудничестве, совместно выбирают принципы, включающие права и обязанности, и определяют распределение социальных благ. Выбранные принципы управляют всей последующей критикой и реформами социальных институтов. Возвращение к идее общественного договора как широкого социального контракта, в основе которого лежит компромисс участников социального взаимодействия, происходит в условиях, потребовавших более цивилизованного развития общества, основанного на рыночных отношениях. Контрактная теория справедливости развивается в противовес утилитаризму, нацеленному преимущественно на выгоду. Оправдывая неравенство лишь в том случае, если оно в интересах наименее преуспевших членов общества, контрактная теория справедливости органично вошла в современную идеологию социальной работы, оказывая позитивное влияние на практику в этой области, ценности профессиональной деятельности специалистов данной сферы. В целом развитие теории справедливости Ролзом демонстрирует способность политической философии по перестройке своего собственного проблемного поля, основанную на усвоении и переоценке в процессе меняющейся практики предшествующего идейного наследия.
Таким образом, развитие социальной работы в западных странах показывает, что она формируется как неотъемлемый компонент системы защиты населения от возрастающих объективных рисков в условиях рыночного общества, состоящей из ряда взаимосвязанных подсистем (институтов) – социального обеспечения, системы социальных услуг (социального обслуживания), социальной помощи. Благодаря деятельности социальных работников данные системы приходят в движение. Становление национальных систем социальной защиты и связанной с ними деятельности социальных работников сопровождалось идеологическим оформлением. В идеологии нашли выражение идеи и ценности, которые утверждались в процессе модернизации общественной жизни, а ее основная целевая установка заключалась в том, чтобы интегрировать социальную систему, сохранить ее целостность по мере усложнения и возрастания общественной дифференциации. Данная идеология исходила, как было показано выше, из представлений о том, что все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, а признание этого явилось необходимым условием свободы, справедливости и общественного порядка, поэтому права человека охраняются властью закона. Было сформировано законодательство, призванное защищать интересы и права граждан, включая тех, кто не обладал в силу объективных причин необходимой конкурентоспособностью и не мог обеспечить себе достойный уровень существования в системе отношений, основанных на принципах рынка, конкуренции, максимальной выгоды.
В процессе развития институтов помощи и поддержки происходила дифференциация ценностных основ регуляции институциональных связей. Социальное обеспечение основывалось на признании идей, выражающих универсальность прав человека, и требовании социальных гарантий их реализации в отношении каждого гражданина. Профессиональная социальная работа как личностная служба помощи людям была связана преимущественно с идеями, признающими уникальность и индивидуальность каждого человека, его достоинство, его уважение как личности, его право на выбор и самореализацию, его способность к изменениям. С этим связаны разные профессиональные требования. Первые формируются как официальные, безличные отношения между оказывающими помощь и ее получателями. Во многом они носят формальный и в этом смысле бюрократический характер как отношения между представителями государства, защищающего своих граждан, и гражданами, нуждающимися в защите по тем или иным причинам, предусмотренным законом. Вторые предполагают межличностные отношения, которые выступают как элемент профессиональных отношений между социальным работником и человеком, нуждающимся в помощи. Отсюда усиление значения ценностного компонента социальной работы, в частности профессиональной этики. Профессиональная идеология социальных работников выступает частью идеологической системы социальных государств. Основываясь на базовых ценностях свободы и демократии, она признает заботу о слабых, поддержку тех, кто оказался на периферии общественной жизни, социальную интеграцию исключенных из социального участия в силу бедности, воспроизводства неравенства, дискриминации или наличия ограничений в возможностях. В своем единстве оба выделенных аспекта социальной работы образуют уникальный механизм, позволяющий гибко реагировать на социальные ситуации, обеспечивая интеграцию общественной системы на разных уровнях, включая индивидуальный.
Вместе с тем статус социальной работы, все больше приобретающей в ХХ веке атрибуты профессионализма, неоднозначен 35 . С одной стороны, социальная работа всегда связана с реализацией государственной социальной политики, а представители данной профессии выступают ее проводниками, олицетворяя власть, с другой – они защищают и выражают интересы тех, кому помогают. Но цели государственной политики в вопросах помощи и поддержки нуждающихся людей далеко не всегда совпадают с профессиональными ценностями социальных работников. Ш. Рамон, обращая внимание на то, что социальная работа представляет один из инструментов социального контроля, изобретенных либеральным капитализмом, пишет: «…Противоречие между функциями заботы и контроля, неизбежное присутствие контроля в любом виде помощи – такова одна из дилемм, с которой социальные работники сталкиваются повсеместно. Дилемма эта связана с еще одной серьезной проблемой, а именно: чьи интересы социальный работник представляет в первую очередь – государства, конкретного работодателя, конкретного клиента, или данного общества в целом?» 36 Истоки обозначенной проблемы восходят к широко распространившейся во второй половине ХХ века интеллектуальной традиции, выразившейся в критике современного капитализма и государства и идущей от Е. Гофмана, подхваченной идеологом «новых левых» Г. Маркузе и развиваемой в настоящее время М. Фуко. В русле обозначенной традиции государство подвергается критике за создание мощного бюрократического аппарата, используемого в целях контроля за поведением людей, за присвоение себе права решать, кто достоин помощи, а кто нет. Ее представители выступили в защиту прав меньшинств и маргиналов, против их стигматизации и дискриминации. В их интерпретации роли государства социальная работа рассматривалась как один из механизмов государственного контроля.
В известной мере критика «новых левых» социальных государств, характеризующихся мощными системами социального обеспечения, была продолжена в дальнейшем «новыми правыми» в лице их идеологических лидеров Ф. Хайека и К. Поппера, поставивших под сомнение факт, что государственная система социального обеспечения способна гарантировать в полном объеме права и социальные нужды человека. Их идеи нашли поддержку и выражение в политике тетчеризма и рейганизма, доказывающей неэффективность решения социальных проблем прежними способами – расширением социальных функций государства и увеличением объема финансирования социальных программ. Идеологами «новых правых» было предложено, по сути, возвращение к идеям классического либерализма, полагая, что реализация права индивидуального выбора возможна лишь в условиях рынка и частного капитала.
Современная «левая» критика способов решения социальных вопросов, выдвигаемых представителями «правых», основывается на отрицании признания рынка и эффективного менеджмента в целях увеличения прибыли и оптимизации расходов государства на социальные нужды в качестве единственных движущих сил общественного развития. «Позаимствовав некоторые либеральные, социалистические и народнические идеи прошлого, новые “новые левые” соединили их с призывами к радикальной демократизации общества и освобождению… от диктата как голого рынка, так и “государства всеобщего благоденствия”», – пишет Т. Шанин 37 . Он подчеркивает, что их критика изобличает попытки привилегированных слоев общества оправдать свой эгоизм ссылками на законы экономики и принципы эффективного управления, а в их анализе центральное место принадлежит вопросам развития личности и защиты человеческого достоинства.
Оказавшись в эпицентре современных дискуссий, вызванных поиском третьего пути – между рынком и Welfare state, социальные работники остаются приверженцами базовых ценностей своей профессиональной идеологии, которой по духу, очевидно, более близка позиция современных левых идеологий. Выстраивая систему приоритетов, в центре которых всегда интересы человека, затем общества и уже потом – тех организаций, где трудятся социальные работники, и государства, они опираются на профессиональные ценности, интернациональные, общечеловеческие по своему характеру, поскольку ядро социальной работы составляет общечеловеческий опыт. Подчеркнем, что в этом проявляется объединительная природа идеологии социальной работы, ее функциональная специфика. Зародившись в недрах гуманистических воззрений эпохи Просвещения, получив обоснование в эпоху Нового времени, она продолжает оказывать воздействие на современное общество, инициируя общественные изменения в соответствии с заключенными в ней ценностями.
Список литературы
1 См.: Леонтович В. В. История либерализма в России, 1762–1914. М., 1995. С. 2.
2 Франк С.«De Profundis» // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 487–488.
3 См.: Вехи. Из глубины. С. 19, 197; Чаянов А. Н. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии (1920) // Утопия и антиутопия ХХ века. М., 1990. С. 1697.
4 Максимов С. И. Правовая реальность: опыт философского осмысления. Харьков, 2002. С. 96.
5 Арон Р. Этапы развития социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П. С. Гуревича. М., 1992. С. 76.
6 См.: Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1963–1966. Т. 4. (2). С. 139.
11-09-2015, 00:48