лексической семантикой; они пред­ставляются понятными и вполне оправданными особенностями данного значения слова. ... Если laugh означает вообще явле­ние смеха, то вполне мотивированным кажется и отсутствие до­полнения—слова, обозначающего объект, вызывающий явление смеха. Напротив, если имеется в виду такой объект, если в смехе находит выражение определенное отношение к кому-либо или чему-либо и смех, далее, превращается в насмешку, то, естественно, появляется и дополнение, и этот синтаксический момент оказывается, таким образом, закономерно связанным с особым лексическим значением».

В данной аргументации следует отметить два слабых места. Во-первых, факт «оправданности», «понятности» подобных изме­нений никак не может служить доказательством того, что перед нами не два слова, а одно. Во-вторых, можно ли быть так уверенным в том, что грамматические особенности обусловлены лексической семантикой? А не может ли быть и наоборот, что грамматические особенности употребления слова в специфическом контексте обусловливают появление и особых лексических значений? Зарегистрированы ли случаи, чтобы слово изменило свое значение, так сказать, в «голом виде», в нулевом контексте, без окружения другими словами, отражающими различные понятия? Как бы там ни было, данную аргументацию в пользу высказанного тезиса нельзя признать безупречной. И. В. Виноградов тоже придерживается взгляда, что разное участие слова с различными значениями в синтаксических строениях и лексических сочетаниях не нарушает единства слова, поскольку и такие видоизменения являются формами слова: «Смысловое единство слова сочетается с реальным или по-тенциальным многообразием его форм». Понятие формы слова Н. В. Виноградова расширенное: «В понятие грамматических форм слова включаются не только разновидности его морфоло­гической структуры, но и различные сочетания его с другими формами слов (это Виноградов называет лексико-синтаксической формой слова) или словами (по Виноградову, лекси­ко-фразеологическая форма слова).

Такие формы слова, как лексико-синтаксическая или лексико-фразеологическая, В. В. Виноградов приравнивает к морфологической; естественно, что при этом понимании нет и распа­дения единства слова: оно существует как единое целое в мно­гообразии своих форм.

Мы полагаем вместе с Виноградовым, что различия в синтак­сических и лексических сочетательных потенциях слова—явле­ние, несомненно, формального порядка, это характерные формальные особенности слова. Однако безоговороч­ное сближение этих формальных особенностей с морфологически­ми видоизменениями слова нецелесообразно, так как последние обязательно связаны с неизменностью лексического содер­жания слова (ср.: derStaat, desStaates или: вед-у, вед-ешь и т. п.) , в то время как особенности синтаксической и лексической соче­таемости связаны именно с изменяемостью лексического содержания. Так, русск, ключ соединяется с атрибутивной пред­ложной группой «от+имя» только в значении 'Schiussel', а не в значении 'источник' (ср.: ключ от двери, от комнаты, от дома), нем. Stock сочетается с порядковым числительным в значении 'этаж' (ср.: dererste, viert.e, zehnteStock); нем. .ziehen связы­вается с именем в винительном падеже только в значении 'та­щить, тянуть', а не в значении 'двигаться, переезжать'. Зато в последнем случае, можно сказать, обязательно присутствие об­стоятельства пространственного или (реже) временного харак­тера (ср.: 'da'sGewitterziehtnachWesten; wirzogenzuVer-wandten).

Таким образом, если синтаксическая или лексическая валент­ность слова и есть характернейшая формальная особенность слова, то она не сопоставима с морфологической формой его. в чем бы эта последняя ни выражалась: в морфемном изменении типа duwag-te-st рядом с wagen или в сочетании слов типа duhastgekampft рядом с Karnpfen.

Отсюда, по нашему мнению, следует: если можно утверждать. что морфологические видоизменения не нарушают тождество слова,.будучи только формами единого семантического содержа­ния, то в отношении других формальных особенностей слов этого утверждать нельзя: они связаны как раз не с единством лексического содержания, а с его расщеплением. Разная формальная одежда облекает здесь разное содержание. Не имеем ли мы тут дело с разными единствами формы и содержания, т. е. иначе говоря, с разными словами?

А. И. Смирницкий совершенно правильно утверждает: для того, чтобы лексические разновидности слова представляли собой варианты одного и того же слова (иначе говоря, чтобы не возникала омонимия), необходимо: 1) чтобы они имели общую корневую часть, т. е. выраженную в звуковой оболочке лексико-семантическую общность, 2) чтобы не было соответствия между материальными, звуковыми различиями и различиями лексико-семантическимн, т. е. чтобы первые не выражали последних. Таким образом, в вариантах слова мы видим либо лексическое различие, которое не выражается внешне, либо, напротив, внешнее различие, которое не выражает лексического различия. Примером второго у него служит английское наречие often и наречие oft; обнаруживая внешнее различие в фонем­ном составе, обе формы имеют, одно значение, а именно 'часто' и должны быть признаны вариантами (фономорфологическими) одного слова. Пример первой возможности— shade со значением 'тень, неосвещенное место' и shade 'оттенок'; различаясь только в семантическом отношении, они по звуча­нию совпадают полностью и поэтому тоже являются вариантами одного слова (лексико-семантические варианты). С другой сто­роны, shade в перечисленных значениях и shadow 'тень, отбра­сываемая предметом'—уже разные слова, так как тут налицо излишнее различие и различие семантическое. Смирницкий особенно подчеркивает, что «при наличии внешнего различия даже самое небольшое различие в значении ведет к разрыву тожде­ств слова».

Совершенно аналогично с изложенным рассуждает А.И.Смнрницкий и в отношении морфологических особенностей слова (особенностей парадигматической схемы): «... различия ... парадигм образуют различие между двумя словами лишь в том случае, когда различие парадигм служит средством выраже­ния другого, не грамматического, а предметного семантического различия...». Так, hang с формой прошедшего времени hangedи hang с прошедшим временем hung—разные слова, поскольку морфологическое различие сочетается здесь с различным лек­сическим значением (первое значит 'вешать (казнить)', а второе - 'вешать, висеть'); learn с прошедшим временем learnt и learn с прошедшим временем learned, не обнаруживающие никакого семантического различия (оба значат 'учиться'), не мо­гут быть признаны разными словами, а определяются Смирницким как грамматические варианты. Относя эту дифференциацию к немецкому материалу, мы определим, скажем, dasTuch со множественным числом Tucher и dasTuch со множественным числом Tuche как разные слова, так как морфологическая дифференциация сопровождает здесь лексическую (первое означает 'платок', второе—'сукно'). Колебания же множественного числа Thernen и Thernata при форме единственного dasTherna создают лишь грамматические варианты слова, а не разные слова, ибо к этим колебаниям безразлична семантика слова; грамматические разновидности не выражают в этом случае различий в лексичес­ком содержании.

Таким образом, здесь, как и при разнице в звуковом оформ­лении (shade—shadow) даже самое небольшое семантическое расхождение ведет к разрыву тождества слова. Все это пред­ставляется нам правильным, однако мы делаем из приведенных выше положений Смирницкого не те выводы, которые делал из них сам автор, а именно мы находим необходимым применить их не только к звуковому и морфологическому оформлению слова.

Считая синтаксическую и лексическую валентность слова формальной особенностью слова (напоминаем: В. В. Виноградов прямо говорит, что она конституирует форму слова!) и вариации в отношении такой валентности вариациями офор­мления слова, т.е. внешними различительными признака­ми, мы предлагаем следующий тезис: при ясно выраженных различиях в способности слова вступать в синтаксические сочета­ния, синтаксические построения (синтаксическая сочетаемость, валентность), а также в сочетания лексические (лексическая со­четаемость, валентность) даже небольшое различие в значении ведет к разрыву тождества слова. Такие единицы, которые раз­личаются и значением, и формально синтаксически (сочетатель­ными потенциями), мы предлагаем рассматривать как разные слова.

Меру «ясно выраженных различий» можно получить, опреде­лив модели окружений исследуемых слов, типовые конструкции с ними и возможности сочетаний с определенными подклассами слов. При этом имеется в виду, конечно, вероятностная характе­ристика упомянутых формальных черт слова. Сравнение между собой таких формальных черт — назовем их «контурами» — опре­делит, совпадают ли они друг с другом, «налагаются» ли они друг на друга и являются ли они тем самым равными или хотя бы подобными.

А. И. Смирницкий отрицает, как мы видели, возможность ис­пользования сочетательных свойств слова для суждения об их тождестве, В. В. Виноградов—тоже. В соответствии со своим взглядом на тождество слова В. В. Виноградов определяет со­гласно— наречие в значении 'дружно, единодушно' (жить соглас­но) и согласно — предлог со значением 'в соответствии' (жить со­гласно предписанию) как «несомненно разные .формы слова». В скобках oil добавляет: «едва и скажем: два разных слова-омонима». Слова, принадлежащие к разным частям речи, по Виноградову оказываются, таким образом, не разными словами, а одним. Вместе с тем второе согласно будет всегда сочетаться с дательным падежом некоторых имен существительных, а первое согласно такой возможности сочетания никогда не обнаружит.

Следовательно, эти две лексемы, хотя они и неизменяемы и морфологически дифференцироваться не могут, различаются син­таксической формой так же ясно и недвусмысленно, как и формой морфологической.

Мы придерживаемся поэтому иного взгляда па вышеприведенный пример и определили бы наречие согласно и предлог согласнои другие аналогичные случаи как разные слова, поскольку весь «контур» их употребления, вся сумма их дистри­буций не совпадают между собой. Дистрибуция определяет и типовые конструкции, характерные для слова в предложении, и лексические подклассы слов, заполняющие отдельные места в этих конструкциях. Различия и в том, и в другом отношении позволяют нам утверждать, что словесные единицы, внешне схожие, не тождественны друг другу, не равны между собой и являются, следовательно, омонимами.

В большинстве случаев объективно существующее различие значений слова (не употреблений его, а значений) связано с различными потенциями в области синтаксической и лексической сочетаемости, с разными правилами конструирования в речи. Именно эти правила придется досконально изучить для того, чтобы можно 6ыло судить о тождестве слова.

Понятие омонимии, очевидно, будет значительно расширено в связи с таким подходом. Подобное расширенное ее понимание является продолжением движения, начавшегося в ту пору, когда «семантическая» концепция омонимов выступила против «этимологической». Это движение было вполне естественным: при прежнем понимании омонимии огромное количество слов с резкой и разнозначностью приходилось толковать как единое целое. По настоящему истолковать это слово с современной точки зрения оказывалось невозможным, и толкование превращалось в простое перечисление несовместимых друг с другом значений.

Однако речь будет идти не о простом расширении понятия омонимии, а об изменении более глубоком. Прежде всего, ясно, что принцип общего этимологического происхождения не будет играть никакой роли при таком подходе: речь пойдет не об оди­наковости или разности происхождения слова, а об одинаково­сти или разности его отношения к предложению и словосочета­нию на определенном, и притом синхронном, этапе. С другой стороны, и критерий семантической близости или далекости столь трудно измеримых каким-нибудь объективным масштабом не будет для нас играть прежней роли. Поэтому разница в зна­чениях, «казавшаяся» исследователям недостаточной для признания совершившегося разрыва одной лексемы на две, может оказаться для нас достаточной при ином критерии распределе­ния.

Опасаясь обвинений в «механичности» и «субъективном идеа­лизме», мы сразу же хотим защититься: мы не считаем, что принципиально, где два значения—там два слова; мы не утверж­даем, что всякая падежная форма имени или временная форма глагола—это разные слова. Однако в нас живет убеждение в том, что там, где различие в значениях (измерять величину этого различия не беремся, не имея на то надежного инструмента) со­провождается какими-либо формальными дифференцирующими признаками—будь то разное морфологическое оформление сло­ва, разные грамматические категории, ему присущие, разные парадигматические схемы, для него типичные, или же разные синтаксические построения, в которые может входить слово, раз­ная сочетаемость с другими словами,—там нельзя говорить о тождестве слова.

И то, и другое в одинаковой мере характеризует слово в це­лом: как наличие разных парадигматических схем, так и нали­чие разной валентности определяет разность между словами: «... самое наличие ее (грамматической формы) у данного слова и конкретные ее особенности могут определенным образом ха­рактеризовать соответствующее слово в целом, так как слово вообще выделяется как таковое определенной своей граммати­ческой оформленностью».

В одном случае мы должны признать, что некие единицы А1 и А2—разные слова, т. е. омонимы потому, что, имея разное зна­чение, они в своих морфологических изменениях разнятся друг с другом; в другом случае мы говорим, что В1 и В2 — омонимы потому, что, имея разное значение, они обнаруживают в сумме разные типовые окружения и разные потенции синтаксического моделирования. Обе системы дифференциации перекрещиваются друг с другом.

Нам хочется теперь суммировать наши взгляды на то, что мы считаем правильным именовать словами-омонимами.

1. Безусловно омонимами являются слова, принадлежащие к разным частям речи, хотя они и развились первоначально из одной лексемы и по лексическому значению часто тесно связаныдруг с другом. Ср. нем. leben 'жить' и dasLeiden 'жизнь', при­тягательное laut 'громкий' и существительное derl.aut 'звук', прилагательное gelelirt 'ученый' и существительное derGe.lehrteчспыН', наречие da 'тут, там' и союз da 'так как', существительноedieKraft 'сила' и предлог kraft 'в силу, в соответствии'.

Парадигматические схемы глагола leben (ichlebe, dulebsеt, erlebt... ichlebte, dulebtest, erlebte и т. д.) и существительного dasLeben (dasLeben, desLebens и т. д.) или прилагательного laut и существительного der Laut являются совершенно раз­личными. Грамматические категории, присущие этим парам слов, естественно, не будут совпадать. Существительное die Kraft изменяется по парадигме склонения женского рода, в то время как предлог неизменяем. При отсутствии парадигматических различий, как, например, в случае наречие da- союз da, выявляются иные, совершенно ясно дифференцирующие формальные признаки: союз da обязательно стоит во главе предложения, который замыкается глаголом (например: DaermilgedannpfterSliinmesprach, konntemanihnkaumverstehen), что для наречия отнюдь не характерно.

2. Безусловными омонимами мы считаем одинаково звучащие слова, которые, принадлежа к одной части речи, имеют разные морфологические характеристики, разные парадигматические схемы (тип склонения, образование множественного числа, род, тип спряжения и т. п.).

Например: derBauer 'крестьянин'—слабое склонение, das der) Bauer 'клетка'—сильное склонение; derTor 'дурак'—слабое склонение, dasTor 'ворота'—сильное склонение; derKiefer‘челюсть'—сильное склонение, dieKiefer 'сосна'—склонение женское, т.н. третьего типа; тут мы имеем дело со словами разного грамматического рода и разного склонения. DerSchild 'щит' и dasSchild 'вывеска' имеют один тип склонения, но разный грамматический род и разное образование множественнoгo числа: Schilde и Schilder; dasGesicht 'лицо' и das Gesicht 'призрак', имея одинаковый род и тип склонения, разkbxf.ncz по образованию множественного числа (-erresp.-e).

Глагол bewegen 'двигать' и глагол bewegen 'склонять, побуждать' относятся к разным типам спряжения: первый—к слабому, второй--к сильному; так же erschrecken 'пугать' и erschrekken ‘пугаться’. Давая примеры, мы нарочно смешивали и те, и другие случаи: Tor—Tor и Kiefer—Kiefer— слова, разные по своей этимологии, остальные пары—единого происхождения.

3. Для слов, совпадающих по принадлежности к одной части речи и по морфологической характеристике, решающим являет­ся третий различительный признак: сумма «дистрибуций» слова. те словосочетательные возможности, как в синтаксическом, так и в лексическом отношении, которые его характеризуют. При вы­раженном несовпадении сочетательных потенций следует гово­рить о наличии двух (и более) словесныхединиц. двух (и более) слов.

Иногда решение вопроса сравнительно просто, как, напри­мер, в случае транзитивного и интранзитивного вариантов гла­гола. Ясно, что транзитивный глагол ausreissen 'вырывать' по­стоянно будет конструироваться с именем в винительном падеже. Определение лексической категории слов, сочетающихся. таким образом, с ausreissen, будет излишним. Интранзитивное ausreissen с основным значением "удирать, убегать' никогда не будет сочетаться с таким именем. Эти взаимоисключающие свойства ausreissen1 и ausreisse2 служат формальным доказа­тельством омонимии двух слов и формальной (только не мор­фологической, а синтаксической) характеристикой их.

Не всегда, однако, так просто решается вопрос о совпадении или несовпадении валентности того или иного слова. В ряде слу­чаев необходим подробный анализ типичных и нетипичных син­таксических конструкций или лексических сочетаний, возможных и невозможных конструкций и сочетаний. При лексических со­четаниях встанет неизбежный, как мы видели, вопрос о классах и подклассах слов.

Надо сказать, что третий признак омонимии является самым важным и всеобъемлющим признаком. Он обязательно сопро­вождает первые два (омонимия слов, принадлежащих к раз­ным частям речи, и омонимия слов с разными морфологически­ми показателями), которые характеризуют лишь часть омони­мов. Действительно, в случае Kraft и kraft определять омонимию будет не только то, что одно слово—имя существительное, а дру­гое—предлог, а и то обстоятельство, что синтаксическое поведе­ние обоих слов будет совершенно различным. Они не совпадут ни в одной из своих конструкций. Аналогично и derBauer и das (der) Bauer будут отличаться не только парадигмой скло­нения, но и синтаксическим, и лексическим окружением, совер­шенно не совпадающим для обоих слов. В омонимах derStock'палка' и derStock 'этаж' различительным признаком будет только последний, третий.

Есть еще один отличительный признак омонимии: словооб­разовательные связи слов. Так, слово derSchlosser 'слесарь' не' сомненно произведено от dasSchloss 'замок', а не от dasSchloss'дворец, замок'. DerSchwindler 'обманщик' и beschvindeln 'обманывать' ничем не связаны с безличным schwindeln кружиться, туманиться', а безусловно производны от schwindein 'обманывать, дурачить'. Наличие разных словообразовательных гнезд - признак того, что перед нами два разных слова.

Лексические омонимы

Омонимия (от греч. homonymia - одноименность) в языкознании - звуковое совпадение различных языковых единиц, значения которых не связаны друг с другом.

Лексические омонимы— одинаково звучащие слова, не имеющие общих элементов смысла (сем) и не свя­занные ассоциативно. Возникновение в языке омонимов вызвано разными при­чинами. В результате ист. звуковых изме­нений может произойти совпадение ра­нее различных по звучанию слов, напр. рус. «лук» (растение) и «лук» (для стрельбы; где у < Q), англ. flaw 'трещи­на и flaw 'порыв ветра', франц. peche'персик' и


29-04-2015, 01:58