Работы Гуссерля вряд ли разумно анализировать с точки зрения согласованности того, что он говорил в различные периоды своей жизни. Его работы - поток поиска, а не система. Есть и система, но ее можно понять лишь в контексте ее непрерывного построения. В западной философии XX века особым признанием пользуются именно такие работы-потоки (Шестов).
К Гуссерлю привлекает глубина постановки проблем. Его тезисы можно многократно перечитывать и каждый раз, в меру понимания, находить нечто новое. Работы Гуссерля стимулируют научный поиск даже в том случае, когда прямо не связаны с тематикой интересов читателя. Это одно из свойств классических работ.
Гуссерль повернулся к новой проблематике - структуре осмысления реальности как целостного непрерывного процесса. Эта проблема волновала многих. Например, она нашла яркое отражение в литературе (“Улисс” Джойса, произведения М.Пруста). Проблемы подобного рода стали одним из проявлений фундаментальных изменений в евро-американском сознании. Заслуга Гуссерля в том, что он уловил это и стал ориентировать философию в новом направлении.
Наиболее привлекательна для ''гуманистических'' географов поздняя ориентация Гуссерля на жизненный мир , выступающий как основа объективного познания и наиболее значимой научной деятельности. Свою роль сыграло то, что к этим идеям Гуссерль пришел после сциентистских увлечений, попыток сделать философию строгой наукой. Это придавало ''гуманистической'' географии дополнительный вес и как бы показывало, что это общий и закономерный путь – от сциентизма к антисциентизму, гуманистическим позициям. Так было в философии, так случилось и в географической науке. В 1960-е и начале 1970-х годов подобная основа могла выглядеть привлекательной и быть аргументом в пользу ''гуманистического'' направления.
Поворот Э.Гуссерля к жизненному миру интерпретируется различно. В советской философской литературе он, чаще всего, рассматривается как серьезное противоречие. От Гуссерля, пошли и некоторые иррационалистические учения, например, экзистенционализм. Это рассматривается как доказательство противоречивости идей Гуссерля. Мы расцениваем подобное положение иначе.
Своей критикой традиционной науки Гуссерль дал много ценного. Конечно, можно бесконечно продолжать линию развития науки идущую от Ф.Бэкона. Можно было бы и гносеологию понимать лишь в духе французских материалистов XVIII века. Но это будет явным повторением пройденного. Одно и то же, но в разное время, не вполне тождественно. От времени портятся не только бананы. Гуссерль пошел по новому, более сложному и перспективному пути. В рационализм он ввел человека, как субъекта когнитивной деятельности, для которого большое значение имеет обыденный мир. Это был фундаментальный поворот, позволивший поставить ряд новых проблем. Естественно, решить их все Гуссерль не мог.
Эти достижения Гуссерля можно оценить с точки зрения динамики глобальных образов науки. Фундаментальный поворот к обыденному человеку является шагом к более продвинутому вероятностному образу науки.
То, что из работ Гуссерля выросли иррациональные учения является естественным следствием его метода и системы. У Гуссерля широкая исследовательская программа, которую можно интерпретировать различно, в том числе и с иррационалистических позиций. Для нас должно быть более важно, что сделал Гуссерль, а не то, что сделали его различные продолжатели. Тем более, нельзя ставить в вину феноменологии развитие экзистенционализма, давшего исключительно много для понимания личности.
На Западе наука традиционного объективистского типа вошла в полосу кризиса в 1920-30-е годы. В это время стали проявляться и признаки , связанные с переходом от детерминистического к вероятностному образам науки. Общий процесс захватил все области познания, в том числе и философское осмысление науки. Критика традиционной науки велась Гуссерлем с позиций ориентированных на рационализм нового типа. Другое дело насколько это удалось реализовать.
Проблему создания рационализма нового типа Гуссерль не решил. Ее и нельзя было решить в 1920-30-е годы. Это вряд ли возможно и на современном уровне. С нашей точки зрения, проблема может быть удовлетворительно решена только в рамках вероятностного образа науки и вероятностного науковедения[48] .
Одним из привлекательных моментов феноменологии Гуссерля является то, что она задает направление, но не уточняет детали и не требует жесткого соблюдения буквы принципов своего подхода. В ней есть принципы исследовательской программы и элементы коллекторской программы. Они четко не определены и позволяют относительно свободно использовать их в зависимости от специфики ценностных установок и научной специализации. В этой гибкости один из секретов плодотворности феноменологии, ее устойчивого влияния в науке XX века.
У феноменологии широкая экстенсивная область деятельности. В основном исследуется сознание человека. Это делает область приложения феноменологии весьма узкой. Но сознание может рассматриваться как фильтр между субъектом и объектом и, следовательно, феноменологическую философию можно использовать практически в любой области научного познания. Где есть субъект и объект, там может быть и философия феноменологического типа. Примеров ее, казалось бы невероятного применения, достаточно в западной науке. Осознано это было давно, но в науке XX века радикально изменилась оценка потенциальной возможности подобного развития феноменологической философии. Она приобрела первостепенную значимость.
К интерпретации философских и методологических основ ''гуманистической'' географии, как и любого другого научного направления, можно подходить различно. В зависимости от исходных точек зрения, будут получаться строго определенные результаты исследования. Чтобы адекватно осмыслить западную географическую науку, и ''гуманистическое'' направление в частности необходимо анализировать собственные конкретные установки. Нет разумных оснований считать, что один человек может говорить от имени всей марксистско-ленинской мысли по специальным научным проблемам. Слишком долгое время и слишком многие говорили подобным образом. Научного же обоснования такой подход не имел никогда. От него необходимо избавляться. Адекватное познание западной географической науки возможно лишь на основании строгой рефлексии исходных установок, выраженных в эксплицитной форме и глубоком изучении предмета с позиций системного науковедения.
Рассмотрим противоположные оценки принципов ''гуманистической'' географии, зависящие от исходных установок. Одной из ее экстравагантных новинок стал солипсизм, при философском обосновании направления. Об этом наиболее четко и резко писал Д.Лоуэнталь. Его мысли уже приводились. Во многом аналогичные взгляды встречаются у других специалистов.
В идеалистической сути философских оснований ''гуманистической'' географии не может быть сомнений. Ее сторонники множество раз говорили об использовании положений феноменологии, которая однозначно интерпретируется как идеалистическая.
Как относиться к этому? Если мы ориентированы на конфронтацию, то получим богатый материал для критического анализа. Можно много и привычно писать о материалистическом понимании мира географических систем и процессов. Можно привести много общеизвестных цитат классиков марксизма-ленинизма о пагубности идеализма для науки и т.п. В итоге станет ясно, что ''гуманистическая'' география, как направление, принципиально порочно и не может быть оценено положительно. В лучшем случае, можно говорить об усвоении отдельных частных положений. На таких позициях мы стояли долгое время и все работы до 1985 года по анализу ''гуманистической'' географии написаны подобным образом.
Но декларациями о солипсизме можно пренебречь. Для этого необходимо следующее. Первое - понять суть ''гуманистической'' географии, ее предметную и методологическую основу. Второе - проанализировать соотношение деклараций и реального положения дел в этом направлении. Третье - отказаться от ориентации на конфронтацию. Западные коллеги не враги советским географам. Мы занимаемся научно-географическим познанием, а не находимся по различным сторонам баррикады.
Основное достижение ''гуманистической'' географии в том, что она акцентировала внимание на блоке сознания. Внешний (объективный) мир, ''гуманистических'' географов интересует лишь поскольку он связан с исследованием его преломления через сознание. Это вполне соответствует установкам на то, что вне сознания для феноменолога нет предмета исследования. Объективный мир, сам по себе, остается вне предмета их исследования.
Была графическая модель, которую восстановить не удалось
Эту установку можно понимать различно. Первоначально, в интерпретации ''гуманистического'' направления мы исходили из того, что для феноменолога весь мир вмещается в сознании. Изучая сознание, он постигает мир. Это понимание слишком упрощало ситуации и фактически ее искажало. Более разумно интерпретировать феноменологический тезис в том смысле, что сознание есть атрибут познания. Оно всегда стоит между человеком познающим и объектом. Феноменолог обращает внимание именно на этот факт. Он не может рассматривать сознание как ''черный ящик'' или игнорировать его посреднические функции, как это делается в большинстве методологических подходов. Он изучает его как фильтр между субъектом и объектом познания.
В существующей методологии географической науки крайне примитивно рассматривается связь ''субъект - объект''. Это стало устойчивой традицией, характерной для всего мирового научно-географического сообщества, независимо от множества различий в его рамках. Об учете активной роли субъекта, сознания как фильтра речи никогда не было. Уже отмечалось, что философские знания географов редко были на высоком уровне. В данном случае это проявилось в интерпретации процесса познания на основании феноменологической версии теории отражения. В этом аспекте традиционная методология географической науки XX века не поднялась выше уровня французского материализма XVIII века. Результатом стала слабость научно-географического познания. Гуманистическая география стала принципиальной новинкой.
В ''гуманистической'' географии акцент на сделан соотношении субъекта познания и его сознания как фильтра через который преломляется реальность. Такое изменение интересов географов привело к разработке методологии, адекватной новому предмету исследования. Достижением ''гуманистического'' направления стало то, что были показаны тесные связи результата деятельности географов от их сознания. В географической науке ничего подобного, до появления ''гуманистического'' направления не делалось. Отдельные высказывания по этому поводу не в счет, поскольку они реально не влияли на развитие географической науки.
Как можно, после сказанного выше, истолковать солипсистскую базу ''гуманистической'' географии? К ней можно отнестись спокойнее. Дело в том, что эти декларации отражают реальную предметную область направления и могут быть интерпретированы как экстравагантное определение объекта исследования. Реальность оценивается через фильтр сознания. Сторонников ''гуманистической'' географии интересует именно этот фильтр и они могут моделировать предметную область исходя из того, что наиболее удобно и рационально для познания связки ''географ (субъект познания) - фильтр сознания - географическая реальность (объект познания)''.
Влияет ли солипсизм на конкретные результаты исследования? Привычный стереотип мышления подсказывает, что влияет и не самым лучшим образом. Но, если стоять ближе к реальности, можно проще и надежнее проанализировать это соотношение на конкретных научно-географических работах. Мы провели такой анализ и пришли к однозначному выводу об отсутствии какой бы то ни было связи между декларациями о солипсизме философских оснований ''гуманистической'' географии и конкретными научными результатами, получаемыми в рамках этого направления. Подобное противоречие между философско-методологическим обоснованием и конкретными исследованиями нами отмечалось и раньше. Но четкого разграничения реальных и декларируемых основ не проводилось.
Утверждения о субъективно-идеалистической сути ''гуманистической'' географии могут служить основанием интерпретации направления как субъективно-идеалистического. Объяснять их наличие можно различно. Они связаны со спецификой предметной области направления, его опорой на некоторые принципы феноменологической философии и особенностями развития аналогичных ''гуманистических'' направлений в западной науке. Конечно, наличие подобных деклараций и сочувственное отношение к ним западных географов, во всяком случае, непопулярность явной критики, характеризуют философские и методологические ориентации западных коллег, но однозначно негативно оценивать их нельзя, даже если исходить из других деклараций. Необходимо учесть особенности социо-культурной среды, стимулирующие положительное отношение к подобного рода обоснованию и то ценное, что внесло ''гуманистическое'' направление в мировую географическую науку.
Другим примером неоднозначности трактовки оснований ''гуманистической'' географии служит интерпретация идеи геософии Дж. Райта. С одних позиций, она символизирует мракобесие и попытки всячески принизить роль науки. Можно об этом говорить много и убедительно. Особенно убедительно для тех, кто не читал в оригиналах работы ''гуманистических'' географов и в частности книги Райта.
Если оценить идею геософии в более широком аспекте, она представляется весьма плодотворной. ''Гуманистические'' географы показали, что помимо знания профессиональных географов, есть разнообразное географическое знание непрофессионалов. Любой человек в определенной степени географ. Различие лишь в специальной подготовке. Один учится для географического познания. Другой осваивает его спонтанно. Как бы ни оценивать соотношение различных типов географического знания, следует признать, что они относительно самостоятельны и реально сосуществуют. У каждого свои достоинства и недостатки. Их невозможно редуцировать друг к другу. Нет оснований оценивать обыденное географическое знание как некий второй сорт. Равно третировать научно-географическое знание за его динамизм и профессиональную узость. У них различные функции и области приложения.
Безусловно, верна идея геософии. Она продуктивна в том, что спектр географического знания очень широк. Априори сказать какой тип географического знания более истинный сказать невозможно. Вопрос не стоит подобным образом. Каждый вид знания выполняет определенные функции и занимает самостоятельную экологическую нишу в геософии. Постановка вопроса о том какое знание более истинно, приводит к конкуренции различных типов и выделению одного из них в ущерб остальным. Типы географического знания несводимы друг к другу. Это важно и для оценки географического знания различных культур мира.
Когда мы пытаемся понять смысл идеи геософии, то начинаем понимать, непродуктивность поиска одной-единственной истинной версии географического знания в его реально существующем многообразии. Нельзя сравнивать географические знания китайского рыбака или монаха-буддиста со знаниями американского специалиста по пространственному анализу. Неразумно это делать и в случае, если берется меньший разброс типов знаний, то есть относительно однородные социо-культурные условия и одна узкая область географического познания.
Плодотворна ли идея геософии? Безусловно, да. Географическая наука обедняет себя тем, что игнорирует иные виды географического познания, за исключением ныне доминирующей точки зрения. Они могли бы оказать существенную пользу и в решении научных проблем. Различные виды знания нужно воспринимать в той среде в которой они появились и существуют. Они вписаны в эту среду. Если предъявлять им неадекватные требования, они не выдержат критики, будет неверно поняты. Сравнению различных видов географического знания необходимо учиться. Процедура требует специальной методологии. Ее пока нет. Разработки ''гуманистических'' географов в этом направлении отсутствуют. Нет и понимания значимости этой проблемы у представителей иных научно-географических подходов. Это существенный элемент текущей метагеографической культуры.
Дополнительным аргументом в пользу подхода ''гуманистической'' географии может служить признание наличия различных видов теоретизации научного географического знания и научного знания в целом. Это факт несомненный, хотя и мало изученный. Теоретизация в сциентистском духе - один из возможных путей. Он не единственный. Обладая определенными достоинствами, сциентистская ориентация на теоретизацию научно-географического знания ограничена возможностями логического, понятийного познания и формализацией. Она практически не учитывает особенности сознания как культурного фильтра между субъектом и объектом в когнитивном процессе. В этом типе теоретизации не предусмотрено исследование реального множества явлений и объектов. Они выступают в виде бесчисленной череды частных случаев, якобы укладывающихся в общий закон. Но этого в действительности нет.
Теоретизация антисциентистского толка, развиваемая в феноменологии, также имеет право на признание. Она необходима и дополняет сциентистский подход. Акцент делается на преломлении связи субъект - объект через фильтр сознания. Массив типов теоретизации изучается и оказывается не столь однородным как можно заключить из работ позитивистски настроенных географов. В этом типе теоретизации находит отражение и обыденное знание.
Оба подхода дополняются и выступают в виде антиномии. Можно сказать, что следует избавляться от их крайностей и давать диалектический синтез. Может быть это справедливо. Но справедливо и то, что дальше деклараций о ''диалектическом синтезе'' дело не идет. Конкретные примеры ''диалектического синтеза'' антисициентистской и сциентистской теоретизацией столь же редки, как “снежный человек”. О них все слышали, но мало кто видел, несмотря на настойчивое желание. А из тех кто видел, никто не может доказать остальным, что ему не привиделось.
В методологии географической науки вряд ли удастся достичь синтеза различных видов теоретизации. Этого не могут добиться и профессиональные философы. Географы вряд ли что-либо изменят. Следовательно, разумно исходить из наличия антиномии и взаимно развивать противоположные подходы.
Если принять этот тезис, значение ''гуманистической'' географии следует оценить весьма высоко, несмотря на некоторые ее слабости и экстравагантность. Они, во многом, есть дело непривычности этого направления.
Последний момент, на который хотелось бы обратить внимание, связан с анализом противоречивости ''гуманистической'' географии. В наших работах раннего периода демонстрации этих противоречий отводится большое место. Показано, что есть сильнейшее расхождение между декларациями ''гуманистических'' географов и фактическим положением дел в их области. Показаны причины противоречий. Казалось бы, двух мнений быть не может в виду очевидности феномена. Но противоречивость ''гуманистической'' географии также можно оценить с иных позиций. Феноменологическая философия изначально очень терпимо относится к ''ересям''. Она позволяет существовать под одним названием различным подходам. История феноменологической философии, по мнению многих специалистов, это история гуссерлианских ересей.
Опираясь на эту особенность развития феноменологии можно иначе интерпретировать противоречия западных географов, пытающихся опереться на нее. Во-первых, нельзя представлять
11-09-2015, 00:50